Я шел по улице и пытался оправиться от шока. Тютин и Юлия Борисовна. Поразительно! Как быстро все меняется! Еще четыре года назад это был обыкновенный дерзкий юнец, а теперь этот муд*к пихает в жопу моей классной руководительнице. Пусть и бывшей. Мне было необходимо во всем разобраться, ибо так я оставить это дело не мог.
Квартировал я у себя, в полузабытой запыленной однушке, которую мы с родителями так и не смогли продать. Опустившись на кровать, принялся думать. Кровь бурлила во мне. Стыд, страх, желание и… ревность буквально кипели в душе. «Как она могла, думал я, неужели она оказалась просто аморальной теткой, а не строгой цивильной учительницей? Да что оказалась, так и есть! Ебаться с каким-то Тютиным, паршивым ублюдком…»
Я понимал, что эмоции говорили за меня. Приняв холодный душ, успокоив нервы валокордином, найденным где-то в закромах кухни, мне стало думаться легче и свежее. Я достал из-под кровати свою старую школьную доску, на которой в детстве когда-то рисовал, повесил себе над диваном и принялся писать вопросы.
Итак, вопрос первый. Были ли у Тютина и Юлии Борисовны отношения до этого момента. Аккуратно выводя мелом буквы, я раздумывал. По ее интонации нельзя было сказать точно, трахались они раньше или нет. Реплики Тютина в стиле: «я хочу тебя больше жизни» склоняли к тому, что все у них было в первый раз. Но с другой стороны, поведение Юлии Борисовны, ее томное отнекивание говорило об обратном. На ум приходили ее слова «не здесь, нас могут увидеть, не сейчас». Словом, все туманно.
Вопрос второй. Как Юлия Борисовна дошла до секса с каким-то детдомовцем? Этот вопрос вытекал, скорее, из первого. Ее бросил муж? Но ведь она говорила, что замужем. Ей не хватает секса? Так ведь тоже вроде взрослая женщина, могла бы себе и приличного мужика найти, тем более формы позволяют. Хотя, постойте-ка, может, ее просто заводит пикантность ситуации? Настоящий роман получается, секс с сиротой в школе, в жестком стиле к тому же. А вот это уже интересно. Раньше я бы сходу отмахнулся от этой мысли, но теперь она мне буквально не давала покоя: если она способна отдаться ученику прямо во время уроков, значит, на уме у нее может быть всякое. При условии, конечно, что он ее не просто принудил.
Вопрос третий. Даже не вопрос, а утверждение. Любовь. Могла ли она проскользнуть между ними. Такие разные: взрослая состоятельная женщина и дерзкий юнец, который наверняка уже кололся раз двадцать и гоняет народ по вечерам в парке. Но, скажу честно, возбуждает это не на шутку. Член мой даже затвердел, но я вновь сконцентрировался на вопросе. Могла или нет? Скорее нет, чем да. Все-таки Тютин не был романтиком, который мог бы привлечь внимание утонченной, как я считал ранее, Юлии Борисовны.
Чуть ниже я написал и подчеркнул два раза: «насилие» и прилепил рядом небольшой вопросительный знак. Пока все сводилось к этому. Эх, вот бы за ними понаблюдать, да какой только повод найти?
Но тут я сам себя остановил. Какого черта я должен за кем-то наблюдать? Почему бы просто не пойти на открытый диалог с Юлией Борисовной, а затем на прямую конфронтацию с Тютиным? Хотя нет, с противостоянием лучше повременить, а вот учительницу хорошо бы выцепить, да поговорить по душам.
И тут первая мысль: не поверит. Какие у меня есть доказательство того, что я видел их секс с Олегом? Тем более, вдруг они заодно, и она скажет Тютину и тогда прощай моя журналистская молодость… Но, секундочку, я ведь сделал фото. По наитию, инертно, можно сказать. Я мигом достал телефон из кармана джинсов и посмотрел снимки. Ужас и похоть охватили меня. Борисовна была в чрезвычайно сексуальной позе, выпрямив раздвинутые ноги, на каблуках, она отдавалась полировавшему ее промежности, уже вспотевшему, Тютину. Член в штанах снова начал твердеть, но я усилием воли заставил себя абстрагироваться от похотливых фантазий…
Значит, доказательства у меня есть. Наразговор с ней пойти вполне можно, тем паче, что повод есть, бывший ученик зовет поговорить в… Но тут проблема. На ресторан денег нет. Так, наверное, стоит просто поговорить с ней в школе? Время сейчас полседьмого, учителя в школе до семи, успею, стопроцентно. До завтра ждать сил нет, поэтому придется рисковать сейчас.
Накинув на себя толстовку, я отправился по выверенному за долгие годы маршруту обратно в школу. В голове у меня все еще вертелись и Тютин, и Юлия Борисовна, и отчего-то вспомнилась Яна. Где она теперь? Надо бы у Синицына поинтересоваться, как раз сегодня в десять у нас встреча. Из школы уже точно вернусь, хотя, как знать, может, опять застану кого-нибудь врасплох…
Я уже выходил из того самого небольшого парка за школой, где мы когда-то впервые совокупились с Яной, как вдруг услышал странные стоны откуда-то сзади. Оглянулся — никого. Вернувшись на пару шагов назад, мой взгляд едва скользнул по кусту сирени, который колыхался, прямо скажем, не по ветру. Я медленно подошел еще ближе и увидел какую-то пару. Голый мужик юлозил над стройной девушкой, джинсы которой сползли до колен, а подобия майки и куртки тряслись где-то на уровне шеи. «Вот зараза, подумал я, теплым майским вечером кто-то решил развлечься. Весьма пикантный способ, учитывая то, что до темноты еще далеко. Видимо, напились пива».
На самом выходе из парка я увидел пару разбитых бутылок.
Увы, но таковы были реалии спального района уездного города N.
Школа уже показалась за тополями, как вдруг в меня влетела какая-то старшеклассница.
— Какой красивый мужчинаа, — протянула блондиночка — не угостите девушку?
— Не пью, — хмуро отозвался я.
— Так давай начнем.
Даа, явно шкура какая-то. Обтягивающие лосины, розовая маечка адидас, килограмм жвачки во рту — типичная представительница гопо сапиенс, то есть гопника-разумного. Серьезно, такие ведь должны были остаться в 2007, что еще за новости?…
— Извините, я занят.
— Шары в карманах катаешь, что ли?
Это правда. Руки мои были в карманах джинсов, но на подобную дерзость я отвечать не стал, ибо не то увлекало мои мысли сейчас.
— Так ты пойдешь со мной или нет? — с интонацией обезьянки спросила блондиночка, надув свои плохо накрашенные губы.
— Тебе хоть 18 есть?
— Пошел нах*й, суть не в возрасте, а в мироо… в мирооо, отщу… мироощущении, бля*ь!
В чем 2007 выигрывал у нашего времени, так это в том, что тогда не у всех подобных шкур был доступ к Вконтакте.
Я помахал ей рукой, ускоряя шаг:
— До свидания.
— Я с тобой не прощаюсь, ты, епта бля. Ты еще узнаешь, кого отверг!…
Да мне, в общем, и знать не хотелось.
Миновав все преграды на своем пути, я наконец добрался до школы. На этот раз обошелся без приветствия с дядей Васей, а скорым шагом прошел к учительской. На мое счастье, из нее как раз выходила Юлия Борисовна, слегка помятая, но как будто посвежевшая. Оказалось, что она меня ниже почти на полголовы.
— Федя, — воскликнула она — надо же, ты пришел! Как давно я тебя не видела.
Мы обнялись. От осознания того, что это тело, почти вплотную прижавшееся ко мне на несколько мгновений, лапал какой-то подонок сводило зубы и на душе стало как-то жутко: будто кошки по стеклу скребли. Я старался поймать каждый миг, наносекунду ее прикосновения и в то же время старался как можно быстрее вырваться из объятий. Меня словно рвало на двое. Однако прикосновения полы ее юбки о мои штаны было мне безумно приятно.
— Я бы хотел с вами поговорить, — отпрянув, сказал я.
— Да, конечно, — улыбнулась она мне.
Какая приятная, лучезарная улыбка. Как я этого раньше не замечал? Стал взрослее, просто. Только и всего. Видимо, романтичные девочки вроде Яны или моих петербуржских пассий мне становятся не по душе.
Интересная тенденция в связи с последними событиями.
Юлия Борисовна быстро нашла ключи от кабинета, соседствовавшего с учительской, мы зашли туда и присели.Она, как и подобает, за учительский стол, а я — за первую …
парту, примыкавшую к нему.
Юлия Борисовна села, элегантно закинув ногу на ногу. Я в очередной раз подивился стройности ее ножек и поморщился от того факта, что чуть больше часа назад их лапал какой-то гандон из детского дома. Или я слишком строг в суждениях и Тютин изменился? Гадать не хочу, сейчас в любом случае все выяснится. Юлия Борисовна смотрела на меня своими большими голубыми глазами, наполненными теплотой, доверием и неким любопытством. Она сказала:
— Ну давай, рассказывай. Как Петербург, как учеба? В магистратуру пойдешь?
Во рту у меня пересохло. Да что это со мной, черт побери? Кашлянув пару раз, я ответил:
— Учеба нормально. Журфак живет, как говорится. Вот только журналистом я не хочу быть больше?
Она состроила удивленные глазки:
— Как не пойдешь? Как все что ли хочешь, в менеджеры?
Я слегка улыбнулся:
— Отнюдь нет, я решил пойти в магистратуру на филфак. Думаю, славист из меня получится неплохой. Не так денежно, конечно, но, думаю, что удовольствия от работы получу больше.
Юлия Борисовна задумчиво покачала головой. Теперь я обнаружил, что ее прическа, как минимум, далека от идеала: сзади волосы хаотично торчали во все стороны, а челка чуть сбивалась вправо.
— Но ведь ты планируешь оставаться там, в Питере?
Я кивнул.
— А что ж приехал тогда?
В ее голосе я уловил усмешку. Как это на нее похоже, будто в старые добрые школьные времена вернулся!
Я отвечал:
— У меня ведь дед ветеран, а в этом году юбилей и его, и Победы, приехал поздравить.
Она снова закивала со словами:
— Молодец, уважаешь старшее поколение. У меня вот дедушка, тоже ветеран, скончался в прошлом году.
— Соболезную
— Да я не жалуюсь…
Воцарилось неловкое молчание. Юлия Борисовна мерно покачивала ногой под столом, глядя в стол, а я все никак не мог подобраться к теме, меня интересовавшей. После бесконечно долгих секунд молчания, я нашелся с вопросом:
— А как работа у вас? Какой класс новый?
Юлия Борисовна картинно закатила глаза, как она всегда делала и чрезвычайно уставшим голосом произнесла:
— Ты знаешь, покоя мне не дают, балбесы этакие…
Я напрягся.
— Я ведь два года 10—11 брала, — продолжала Юлия Борисовна, рукой поправляя волосы и выгибаясь в спине так эротично, что у меня немедленно образовалась парусина в штанах — Столько с этими экзаменами у них мороки! Когда ты учился, вам, и нам, кстати, было легче. Теперь же сущий ад.
Она вновь села прямо, глядя мне в глаза. «Фух, думаю, вроде начало отпускать»
— А я вот тут Тютина в школе видел, — несмело начал я — его что, в одиннадцатый класс взяли?
Юлия Борисовна на мгновение изменилась в лице, даже покраснела, но тут же взяла себя в руки и непринужденно сказала:
— Да, знаешь, он вроде как лучше учиться стал. В девятом классе литературу в качестве дополнительного сдавал.
— А брат его…
— Про это ничего не знаю, — сухо сказала Юлия Борисовна.
Так вот откуда ноги растут, думаю. Поди специально подлец поближе пристроиться решил.
Ее ступня случайно задела мое колено под столом.
— Ой, извини, Федя.
Я сглотнул:
— Ничего страшного.
Пора было предпринимать активные действия. Не мудрствуя лукаво, я полез в карман штанов со словами:
— Юлия Борисовна. Вы знаете, я невольно стал свидетелем одной картины — она вдруг побледнела, но более ничем не выдала себя, однако мне и этого было достаточно — в которой участвовали вы.
Вот так вот — сухо, лаконично, без всяких эффектов и красивостей. Правда, какая она есть.
Лицо Юлии Борисовны выражало непонимание:
— О чем ты? Какая картина.
— Вот эта.
И я показал ей фотографии.
Тут на меня излился живой поток сознания. Сначала ор, крик, затем доверительные просьбы молчать, а далее — тихий плач. Я вышел из-за парты и чуть приобнял Юлию Борисовну. Она заплакала мне весьрукав, но довольно быстро оправилась. Глядя на меня своими распухшими глазищами, он произнесла:
— Пожалуйста, никому не говори. Федя, пожалуйста! Мой муж на полгода улетел в Австрию, мы с дочерью совсем одни, начнется травля… Господи, Федя, не надо, не говори никому, прошу тебя. Умоляю!
Я погладил ее по голове, что было достаточно фамильярно с моей стороны, и сказал:
— Клянусь Богом, я ничего никому не расскажу. Но мне надо разобраться. Ответьте на мои вопросы, расскажите, как вы дожили до… такого.
Я отошел от нее. Юлия Борисовна некоторое время смотрела на меня, будто оценивала. Ее недоверчивый взор блуждал по моему сосредоточенному лицу. Наконец, она прошептала:
— И это цена твоего молчания?
Я покачал головой:
— Ни в коем случае не цена. Мне просто нужно разобраться. Мне нужна правда.
Юлия Борисовна судорожно вздохнула, глядя на меня несчастными глазами, помолчала еще с минуту и сказала:
— Я согласна. Думаю, мне давно надо было кому-то высказать это. Вот только я была уверена, что это будет, скорее, психолог, а не бывший выпускник.
Она, придвинула стул ближе к столу. Я снова сел напротив, готовясь выслушать ее рассказ.
Юлия Борисовна начала:
— Три года назад, когда Тютин был еще в девятом классе, директор мне объявила, что я буду классным руководителем у 10А. Туда он и попадал. Но там был достаточно сложный класс, никто учиться не хотел и в десятый оставались всего восемь человек. Мне сказали, что надо число довести хотя бы до 15. И я, как могла, натаскивала еще пока не свой 9А на русский и литературу. У них ведь теперь два предмета надо в девятом сдавать. Вот они все поголовно и выбирали общество, физику, историю… А Тютин выбрал литературу. «У меня, говорит, к ней страсть». Ну я и стала его дополнительно готовить.
Мы всегда сидели после уроков в лаборантской. Ну ты помнишь, да, я ведь там же тебя готовила. Тут-то я и начала замечать за ним странности. То он мне руку на колено как бы невзначай положит, то плечом обопрется. В лаборантской же не как здесь сидят, а бок о бок. Но я поначалу не придавала этому никакого значения. Уроки он готовил исправно, все читал, все делал.
Вот однажды у них отменили физкультуру. И мы вторым уроком пошли с ним заниматься. Тогда я начала ловить от него бегающие взгляды, он словно раздевал меня. А я, дура, тогда еще платьице то праздничное надела, с розами, так как Новый Год уже наступал. Ты не помнишь его? Там еще вырез вполне большой, да и длиной оно всего как то, что сейчас на мне. Так вот, он, значит, возьми, да и скажи:
— Юлия Борисовна, вы такая красивая сегодня, я вас поцеловать хочу.
Я смутилась, само собой. Попререкалась с ним и дала все-таки в щечку себя поцеловать. Какая я глупая была! Сижу я такая, глазки прикрыла, а он в мою щеку едва ли не языком долбится. Еще и руку свою мне на талию запустил, а второй спину гладит. Я изумилась, быстро убрала его руки, отодвинулась, встала быстро, чтобы накричать на него и тут, видимо, о спинку стула или он так рукой придержал… В общем… у меня рукав левый порвался, и платье соответственно чуть вниз по левой стороне съехало, а там лифчик, грудь наполовину видна ему стала. Его взгляд… это не передать словами. Я его тогда впервые испугалась. Даже отчитать на мгновение забыла — все пыталась платье поддернуть. А я его выше начала поднимать, заодно и кричу на него, мол, что он себе, бестолочь такая, позволяет, а у самой платье до верха чулок подниматься начало. Олег глаза потупил, конечно, извинился, говорил, что случайно вышел, что так больше не будет. А я выбежала из кабинета и домой быстрее пошла, чтоб переодеться.
С тех пор его зырки похотливые, прости за выражения, Феденька, на меня чаще обращены стали. И подмигнет мне на уроке, и тетради донести вместо меня потребует и стул отодвинет — и все это как бы с иронией, с насмешкой.
Подготовила я его каким-то чудом с грехом пополам к экзамену. Он сдал.