— Откройся, разведи ножки, да, вот так хорошо.Она закусила губу, когда он начал шевелить там пальцами. — Уже мокренькая, — заметил он довольно. — Ещё шире, милая, ну давай.Палец закружил по влажным горячим складочкам, и у неё закружилась голова. Потолок и углы комнаты потерялись в полумраке, внутри стало жарко, а по спине побежал озноб. — Хорошо, хорошо. Вот так, откинь голову ещё дальше.Поцелуи в шею и у ключиц вызвали дрожь. Правую грудь сдавила его рука, и с губ сорвался жалобный стон, пусть она и обещала вести себя тихо, как мышка. Но разве у неё могло получиться? Тем более что палец ни на мгновение не переставал ласкать и гладить — не проникая, а только поддразнивая.Ей подумалось вдруг, что на крышку стола уже должна была натечь целая лужица, а уж его ладонь так точно мокрая по запястье. Ох! — Да, вот так, моя хорошая, — пробормотал он, отрываясь от смятого, изласканного рта. — А теперь ножки шире.Она послушно попыталась выполнить его просьбу, но юбка помешала. Он хмыкнул, проведя влажными пальцами по её бедру, царапнул кожу ногтем, и — наконец-то! — потянул юбку вверх.Так стыдно, так жарко — она отвернула горящее лицо. Всё это надо было бы прекратить, но блузка уже расстёгнута, чашечки бюстгальтера стянуты вниз и ещё сильнее жмут вверх груди, гордо торчат соски — сжавшиеся, мокрые от поцелуев и набухшие от самых настоящих укусов — и ноют, ноют… Юбка гармошкой поднята до талии, ноги без чулок широко разведены, а трусики… О, они где-то в темноте и пыли, где-то там, куда, смеясь, он их отбросил. — Ты так мило смущаешься, детка.Она вновь улыбнулась, а когда звякнула пряжка его ремня, отвела взгляд. Внутри всё сжалось от предвкушения.Ей так хотелось, чтобы он сказал: «Оближи! Возьми его в рот, крошка!», а она бы потупилась и лишь после долгих уговоров слабым голосом бы ответила: «Нет, нет, я не могу!», а он тогда схватил бы её за волосы, бросил на пол и, жёстко подняв за подбородок, не глядя на её слёзы, прижал бы горячую головку члена к губам и приказал: «Соси, сучка!». — Да ты, малыш, вся течёшь. Что, так меня хочешь?О да, она хотела. Она так отчаянно хотела, чтобы он нагнул её и без прелюдий вставил — резко, как настоящий варвар. Она хотела чувствовать крепкий член, проникающий в неё в бешеном ритме, слушать и ощущать, как при каждом толчке о её промежность шлепаются крупные яйца. Она хотела, чтобы он рычал, чтобы выкручивал руки и груди, чтобы подхватил под бёдра и любил её на весу. Она хотела траха, грубого животного траха, и чтобы он с ней был не мужчиной, а жадным бесстыдным самцом.Он раскатал по члену резинку. Это правильно, она была, конечно, не против, вот только в мечтах её ебал тот, кто о такой ерунде ни за что бы не вспомнил. Взял бы её сразу: сорвал одежду и в путь. А она орала бы от восторга, грудью проезжаясь по постели, жёсткому полу или крышке стола, и ей было бы ничуть не больно, а только невъебенно хорошо и прекрасно.Когда он опустился вниз, чтобы приласкать её языком, она нахмурилась. Нет, это совершенно не то, что ей бы хотелось.«Ну же, поставь меня на колени, прикажи отсосать! Будь жестоким, будь мужиком!» — думала она, пока он дарил ей изысканную интимную ласку. И хотя она стонала и выгибалась, отвечая на нежные движения языка, — хотела-то совершенно другого…. или других. Пусть пока этот ласкал бы, то другой засадил бы ей в рот и трахал жёстко, до слёз, пропихивая свою дубинку в самое горло. Тянул бы за волосы и называл грязной сучкой. А первый всё так же нежно гладил и осторожно толкался внутрь пальцем, когда ей до жути хотелось в себя большой член…. или даже два.Она всхлипнула, закусив ребро ладони, сдержала крик. В её голове её ебли двое. Не до разрывов, конечно, но жёстко. Мяли тело, кусали, оставляли засосы. Говорили ей скабрезности, называли похотливой шлюшкой… и она соглашалась — ведь это правда. Она такая и есть. Она — настоящая шлюшка. Ведь ей так хочется, так хочется,о-о-о… — Ах ты моя нежная девочка. Ах ты моя сладкая.Его голос вырвал её из восхитительно жаркой мечты.Он потянулся к ней, чтобы поцеловать. На вкус поцелуй оказался немножко странный. Ей хотелось бы посолоней и больше горечи на языке. И потвёрже, да, такой горячий и большой, чтобы вкусно растягивал губы.Ну наконец-то он закинул её ноги на плечи и начал толкаться внутрь.Она быстро задышала, чувствуя плавящий тело жар. Внутри сё дрожало, и сердце от волнения сжималось — ух как сладко. И кружилась голова. — Сейчас будет немножко больно, — прошептал он и слегка прикусил мочку уха.Ох, да разве это укус?… Разве это — боль?Она вскрикнула, и он поймал её крик поцелуем. Она застонала, играя — если ему понравится, то, может, ещё удастся превратить его в жаждущего самца?Не удалось. Он двигался размеренно и осторожно, иногда мял груди — слишком нежно, мягко целовал губы и шею.Она постанывала, поглядывая на него из-под ресниц. Ей было немножко больно и больше чем хорошо.Но хотелось больше. Двоих таких, как он. И, может быть, хлыст и верёвки. Наручники… Да, именно — чтоб приковали к кровати, надели на глаза повязку и пустили в ход члены.Она застонала в голос, представляя себя связанной и удовлетворённой тремя членами разом — один во рту, другой — в попке, третий — самый большой — там, где сейчас неприятно тянуло и жгло. До чего ж здорово заниматься любовью! Так клёво слушать хриплые стоны, видеть, как ему с ней хорошо… — В следующий раз больно не будет.Она знала — столько читала, столько смотрела, да и девчонки говорили не раз.Он вышел из неё, придержав рукой презерватив. Уже кончил?Она с любопытством поглядывала на то, как он снимает. Не слишком-то это красиво. Ей бы хотелось иного — вот нет чтоб обкончать ей всё лицо, а потом, не дав утереться, заставить вылизывать член.Вместо этого он наклонился, чтобы вылизать её. Сейчас его ласки показались даже неприятными, да и так давно хотелось свести ноги. Но она сказала себе: нужно терпеть. Ведь первый мужчина — это так важно. И, ну вдруг, ей захочется с ним повторить?Они долго целовались на прощанье. Она опустила руку на его ширинку, старательно погладила кончиками пальцев, но у него больше не встало. А ей бы так хотелось воплотить в жизнь хотя бы одну из фантазий: она на коленях, его рука в волосах, дёргает, шлепок по щеке уже влажной головкой, и требовательное: «Возьми его в рот, маленькая грязная шлюшка». — Моя маленькая чистая девочка, — шептал он между поцелуями и гладил её лицо. — Ты прекрасна. — Я люблю тебя, — столь же искренне отвечала она.Она ещё раз огладила на себе одежду, поправила пояс юбки, чтобы швы легли ровно по бёдрам. Затем подняла с пола сумку с тетрадями — пора уходить.Он открыл дверь подсобки. В кабинете оказалось темно, только светилась вода в аквариуме и блестела искусственным глазом сова, прибитая к насесту над классной доской.Уже у двери он догнал её, обнял за плечи, поцеловал в лоб. А она думала, что для первого раза всё прошло очень даже неплохо. Не зря же так часто пишут, что лучше выбирать мужчин постарше. С Кузьминым из параллельного «Б» можно и через пару дней замутить. До выпускного они всё успеют.Подойдя к лестнице, она оглянулась через плечо. Алексей Николаевич всё ещё стоял в дверях кабинета: поймав её взгляд, он робко улыбнулся. Вот дурачок.И всё же, всё же… Да, Кузьмин пусть подождёт. Пока она Алексея Николаевича любит.Она кивнула своим мыслям и решительно зашагала вниз по ступеням.ennyyyавгуст 2012