Среди всех завсегдатаев небольшего ресторана «Виктория» Долорес почему-то приметила одного человека, то и дело коротавшего время за соседним столиком. Она видела его каждое утро, он приходил к одиннадцати, заказывал виски с содовой, сигары, и просил принести ему утренние газеты. Она по обыкновению садилась через столик от него, пристально вглядывалась так, будто нарочно желая обратить на себя внимание симпатичного незнакомца. И с каждым днем Долорес находила в незнакомце тщательно спрятанные, казавшиеся ей давно знакомыми черты. Несомненно, встретить соотечественника за границей весьма приятное событие, а в том, что он тоже кубинец у нее не было ни малейшего сомнения. Она бы отнеслась к данному событию менее проницательно случись подобное во Флориде или даже в Мадриде, где выходцы с Кубы практически ни чем не отличались от испанцев, а при случае даже пытались выдавать себя за таковых, но здесь, на окраине Малаги, в не дорогом неприметном ресторанчике эта встреча носила совершенно неадекватный характер. Через неделю у нее практически не было сомнения в том, что она встречала незнакомца и раньше, может быть даже была с ним знакома, но время напрочь стерло эти события из ее памяти, а подойти и познакомиться с ним она почему то не решалась.
Прошла еще неделя. Все оставалось по-прежнему. Она приходила чуть раньше своего объекта внимания, по обыкновению садилась через столик от него, просила принести что — ни будь из закусок и ждала. Он был до предела пунктуален… появлялся ровно в одиннадцать, заказывал виски, сигары и непременно принимался за просмотр утренних газет. Она просто сгорала от любопытства, как можно больше узнать о нем, может быть даже боясь признаться себе во внезапно появившемся страстном и непреодолимом желании. «Где я могла видеть это лицо? — терзала она себя одним единственным вопросом — В Гаване, Флориде или Нью-Йорке», бессмысленно перебирая в памяти всех, с кем сводила ее судьба в этих городах. Однажды она попросила Хуана — метрдотеля — узнать побольше о незнакомце.
— Это сеньор Вентура, он кубинец, адвокат, в Малаге с частным визитом, остановился в отеле «Кайменера.» Ее уверенность подтвердилась вполне реальными фактами кому, кому, а Хуану она верила. «Завтра сама подойду к нему, просто как к соотечественнику — решила Долорес — может хоть он узнает меня, раз я не могу это сделать». Она видела в нем не просто соотечественника, довольно часто встречавшихся ей за границей, она видела в нем прежде всего связь с родиной, которую покинула больше двадцати лет назад. К сожалению, это все в прошлом там, за туманами безоблачной, милой юности. Невольно перед ней встали картины из далекого прошлого, которые вспоминала с невероятно большой тревогой и какой то ностальгической болью.
* * *
Они жили тогда на огромной финке Кукине, недалеко от Гаваны. У отца был небольшой завод по переработке кофе и тростника, мать вечно печальная и задумчивая, старший брат Энрике учился в Гаване и редко бывал дома. Наиболее яркое воспоминание-карнавал в Гаване. Энрике взял ее тогда с собой, проведя три года в столице, он был намного искушенние Долорес, а ей было интересно буквально все… как шли толпы разодетых в красочные костюмы людей по Макелону, полуодетые девицы танцевали причудливые танцы, взрывы петард, карнавальные песни, гулянья до утра-все это пришлось ей по душе.
Они распили с друзьями Энрике бутылку американского рома. Она впервые тогда ощутила еще неизведанное ранее ощущение легкого опьянения, почувствовав, как вскружилась голова, как легкая истома растекалась по всему телу желанным приятным теплом… Томление по этому неизведанному, но такому желанному чувству полностью захлестнули тогда Долорес. Она растаяла в женском желании, впервые пережитом в ту карнавальную ночь. Долорес сразу же ощутила как останавливаются на ней взглядымолодых парней и совсем уже зрелых мужчин и наверное уже тогда поняла как желанна для них. Причины недвусмысленных взглядов, так бесстыдно брошенных на Долорес были очевидны. В свои неполных шестнадцать она выглядела гораздо сексапильнее многих сверстниц. Хорошо сложенная, с пышными бедрами, упругими ягодицами, с уже сформировавшимися формами. Черные длинные волосы, чуть пухлые губы, словно в любой момент готовые для поцелуя, необыкновенно правильные черты лица-все это выделяло ее на фоне многих ровесниц и многих старших девушек. Тот карнавал многое прояснил в ее жизни, она поняла, что должна сама выбирать мужчин, должна пользоваться своей внешностью, должна управлять ими в их борьбе за саму себя. Уже многим позже она будет наслаждаться и упиваться той сопернической борьбой, которую будут вести за нее поклонники, тогда она только краем своего сознания смогла ухватиться за эту идею. Карнавал в Гаване сумел раскрыть некоторые черты в уже начавшемся формироваться характере юной женщины. Она была прекрасным, уже начавшим распускаться, но еще не опыленным, диким растением. И ей еще предстояло превратиться в прекрасную, сумевшую покорить и разбить сердца многим мужчинам, но тогда она хотела успокоить это новое, недавно изведанное чувство, подавить в себе любое желание, понимая пагубность всего того, что хоть как-то связано с этим, но темперамент и природа брали верх над искусственно сооруженным табу. Карнавал уже близился к концу, когда к ней подошел Пабло, высокий мулат из числа друзей Энрике.
— Ты видела старую Гавану?
— Я редко бываю в Гаване и плохо знаю ее. — ответила Долорес
— Мы могли бы пойти на Прадо, там уютно и просто.
— Даже, когда по Макелону движется столько людей? — спросила Долорес, отпустив ему довольно кокетливый взгляд.
Ей хотелось подразнить его, поиграть с ним, чтобы еще раз убедиться в собственной неотразимости, проверить на практике все свои гипотезы о собственной неотразимости и привлекательности естественно, не, желая, чтобы, это зашло слишком далеко. Даже старая Гавана выглядела в тот день намного праздничнее и ярче, чем в будни. Подкрепившись в небольшом баре двойной порцией виски, они зашагали в верх по Прадо. Пабло плотно прижал ее к себе, крепко обняв за талию. Долорес не сопротивлялась, ей было интересно познать самой то, что слышала в основном от старших подруг, она стремилась к этому, одновременно боясь того, что могло произойти между ними сегодня. Пабло завел ее в пустую подворотню.
— Здесь никого нет, ты можешь быть спокойна. — Сказал он, сбрасывая с себя габардиновую куртку.
Долорес не могла произнести ни слова, лишь молча стояла, потупив взгляд, чувствуя, как краска заливает лицо, как увлажняются руки, как медленно она предается власти какой то непонятной, сладкой истомы. Он, прижав ее к стене начал целовать, жадно тиская губами ее губы, пытаясь протиснуться языком в ее рот, а она, движимая каким то странным чувством слегка касалась губами его лица, неумело облизывая языком его щеки, теребя руками плотную подушку волос на его голове. Пабло не переставал массировать ей грудь, поглаживая бедро, пытаясь, как можно дальше пробраться под коротенькую юбочку, чтобы затем втиснуться своей властной рукой в узенькие трусики. Ей были приятны ласки этого крепко сложенного мулата, знающего толк в сексе. Она, села на землю, чувствуя, как рука Пабло бесцеремонно скатывает вниз трусики. Он почти раздел ее, оставив только юбку, расстегнув на себе брюки освободил внушительных размеров член.
Ее поразил этот предмет мужской гордости, о котором столько слышала, но воочию увидела только сейчас. Долорес потеряла над собой контроль, пик возбуждения достиг предела, о как захотелось ей вдруг заполнить влажное, горячее пространство между ног этим прелестным болваном, в тоже время внезапно появившеесячувство стыда, порожденное страхом перед неизвестным сковывало ее, не давало полностью раскрыться. Пабло слегка раздвинул ей ноги, опустившись перед ней на колени, чтобы опытным движением войти в это девственное … лоно, нарушив его целостность. Страх полностью овладел ей, придя на смену огромному возбуждению. — Нет, я не хочу, не хочу — шептала она, еще прибывая в его объятиях. — Не бойся, я сделаю все как надо тебе понравиться
— Нет! — она плотно сжала ноги с силой оттолкнув его от себя.
Ей сразу стали не приятны все ласки Пабло, даже любое его прикосновение. Он оставил ее, поняв, что из этого нечего хорошего не выйдет. Утром она с Энрике вернулись на финку. Потом она рассказала обо всем Энрике, это стало самым большим впечатлением той поры в ее жизни. Где-то в глубине души она начинала жалеть, что остановила тогда Пабло, не испытав того неземного, блаженного чувства, о котором столько слышала.
* * *
Сейчас смешно было вспоминать обо всем этом, однако тогда это было настоящей трагедией для нее. «Завтра подойду к нему, непременно подойду — твердила она себе — может он сам узнает меня, к сожалению, я даже не могу вспомнить его имя.» На следующее утро Долорес сидела за тем — же столиком и уже ждала его появления. Он пришел ровно к одиннадцати, сделав уже ставшим традиционным заказ. Прошло около четверти часа, прежде, чем она решилась подойти.
— Простите мне мою дерзость, но мне все время не дает покоя мысль, что мы с вами знакомы или вернее, что когда-то очень давно были знакомы.
— Неужели? — спросил он, пристально посмотрев на нее. Впрочем я могу назвать вам свое имя. Меня зовут Эстебан Вентура, это вам нечего не говорит?
— Эстебан, тот самый Эстебан — радостно воскликнула она, протягивая ему руку
— Вы на самом деле не узнаете меня? Я Долорес, Долорес Эстравадос, вспомните… финка Кукине, Куба, день влюбленных, вспомните своего университетского приятеля Энрике. Рука Вентуры, державшая руку Долорес задрожала и сжалась, мгновенный свет воспоминания точно ослепил его.
— Та самая Долорес, сколько лет прошло!
— Ты изменился, ты очень изменился очки, усы, но взгляд о, я никогда не забуду тот взгляд. Да — промолвил Эстебан мир так тесен, что каждый с каждым непременно встретиться.
Еще в Гаване Вентура тесно сдружился с одним из товарищей — Эстравадосом. Он часто бывал у них, и был приглашен на празднование дня влюбленных к сестре Энрике, но с тех пор, как он покинул Кубу, больше нечего не слышал об Эстравадосах.
Расскажи о себе, об Энрике — попросил Эстебан.
После январских событий мы покинули Кубу, вскоре умер отец, потом ушла мать, мы жили более чем бедно, но вскоре Энрике нашел работу, стало полегче, у него и сейчас адвокатская практика во Флориде. Я два раза была замужем, но теперь свободна.
Говорить о себе ей не хотелось, правда в общих чертах она сказала все, забыв добавить, что ради того, чтобы купить лекарство для отца была вынуждена ложиться под каждого матроса, что потом, выйдя замуж приобщилась, к наркотикам. Она не хотела обременять его своими проблемами, почувствовав, как он искренне обрадовался, встретив ее. Прошло слишком много времени от их первой и единственной встречи. В жизненных масштабах это путь от чистой шестнадцатилетней девушки, до теперешней Долорес, прошедшей через грязные притоны Флориды, испытавшей и вынесшей на своих плечах все ужасы наркотических лечебниц, познавшей жизнь не в лучших ее проявлениях. Наверное для него она осталась той чистой, незапятнанной девочкой, какой знал ее раньше. Эстебан рассказывал о себе, о карьере, о том, что наконец получил испанское гражданство. Жаловался на неустроенную личную жизнь. Потом разговор оборвался и они сидели молча, глядя друг на друга. В памяти Долорес быстро-быстро проносилось прошлое, отдаленное от неедвадцатью с лишним годами. Она вновь вернулась в свою беззаботную юность, отлично помнив, что значила для нее та встреча с Пабло во время карнавала в Гаване. Прошло несколько месяцев, как все вновь стало на круги своя, и она почти перестала думать об этом. Теперь ее мысли занимали несколько иные проблемы. Близился день влюбленных, и по традиции в дом девушки, которой исполнялось шестнадцать лет родители приглашали юношей, целую ночь продолжалось гулянье, и только к утру хозяйка торжества должна выбрать одного из них, чтобы провести с ним остаток ночи. Долорес прекрасно знала об этом от старших подруг. Теперь ее самоуверенности не было предела. Она сама будет сама будет выбирать, сама будет управлять желанием мужчин. Их было пятнадцать тех, кого пригласил отец, Энрике приехал с одним из своих универсететских приятелей накануне торжества.
Ей сразу приглянулся этот высокий, с необычайно правильным римским профилем юноша. Уже в тот момент ее не интересовали остальные гости, приглашенные отцом, для себя она решила кому преподнесет свою непорочность, кому волею судьбы предрешено распоряжаться ею. Долорес весь вечер думала о нем, понимая всю неминуемость того, что должно произойти завтра. Все ее мысли, тайные помыслы время от времени переходившие в бурные эротические фантазии, объектом которых был естественно он, приятель Энрике, до предела встревожили ее чувственность.
К вечеру все в доме Эстравадосов оживилось… это скорей напоминало кишащий муравейник, чем подготовку к празднику. Долорес даже была лишена возможности лишний раз заговорить с ним, довольствуясь лишь украдкой брошенными взглядами, по условию она не должна знать его имени до решающего момента. Только к утру дом выглядел по праздничному деловито и феерично. Долорес чувствовала себя полной хозяйкой праздника, и уже утром начала принимать подарки от тех, кому несомненно была дорога, и в чьей любви не приходилось сомневаться. Энрике по традиции преподнес изящное белое платье, ровно в шесть она встретит в нем всех приглашенных. Отец посыпает лепестками роз ложе, где к утру ей суждено стать женщиной. Дядя Рейнальдо прислал немного апельсин и фиников — традиционное украшение праздничного стола. Кажется все здесь говорит о наступающем празднике… вереницы бумажных гирлянд, надувные шары в форме сердца, накрыт стол, приготовлены петарды для предстоящих фейерверков, но главное это ощущение праздника в ее душе. Нет, она не чувствует себя жертвой, сегодня случится то, о чем тайно мечтала, то, что беспрерывно диктовало ей уже разбуженное природой желание. К вечеру все стихает с минуты на минуту она должна встречать гостей, она должна очаровать их своей красотой. Сегодня она хороша, как никогда. Изящное белое платье с умеренным декольте составляет гармоничный контраст со смуглой гладкой кожей. Она вся наполнена необычной свежестью и поистине девичьей чистотой, сгорает от любопытства по еще неизведанным прекрасным ощущениям, она готова пережить их, готова к близости. Родители уезжают на финку к дяде Рейнальдо, Энрике приглашен на соседнюю финку, она ощущает себя полной хозяйкой праздника, принимающей откровенные комплименты и маленькие валентинки, исписанные наилучшими пожеланиями и признаниями в любви. Ей нравились почти все приглашенные, но таинственный незнакомец остается вне конкуренции. После ужина все танцевали, потом устроили фейерверк, используя принесенные петарды и бенгальские огни.
Кажется все пронизано этими сильными, не утихающими громовыми раскатами, доносящимися сюда соседних финок. Самая середина ночи. Выбор сделан, она берет его за руку и ведет в дом. В тот час гости обязаны покинуть праздник.
— Я знал, что ты выберешь именно меня, понял это, как только Энрике познакомил нас.
Ее не пугает такая откровенность, врятли она когда-либо встретит его. Это дает ей право на