Наступил тот день, когда мой старший брат Дмитрий должен был переехать в Петербург в связи со сменой места работы на несколько лет. Для меня этот день стал просто худшим в жизни, потому что я теряла не только лучшего друга, но и человека, к которому питала гораздо более пылкие чувства, чем должна была по кровному родству. Дело в том, что уже долгие годы я испытывала к нему непроходящую и ничем неутолимую тайную страсть, которой боялась и стыдилась. Мне некому было довериться, не с кем было посоветоваться, негде было искать поддержки, и единственное, что помогало мне совладать со своими душевными страданиями, был мой дневник, который я вела в величайшей тайне от всей семьи. Брат занял все мои помыслы, все мои грезы, отнимал все физические и моральные силы, направленные на то, чтобы я ненароком не выдала себя. Только Бог ведает, как трудно мне это порой давалось.
В наш дом приходили его девушки, которые часто не стеснялись выставлять напоказ пылающие в них страсти. Тогда я с величайшим трудом удерживала себя от того, чтобы на месте не выцарапать им глаза или не зайтись отчаянным плачем, убежав в свою комнату посреди вечеринки или семейного обеда. Собственно, пару раз я чуть было не выдала себя, когда у Мити начали складываться особенно близкие и стабильные отношения с его очередной девушкой Наташей. Я случайно услышала, как они обсуждали, на какой день назначить их свадьбу, и у меня случилась истерика после которой я даже по-настоящему заболела на нервной почве. Тогда Митя провел у моей постели дольше всех. Я соврала ему и всем остальным, что безответно влюбилась, и от этого чуть ли не с собой готова покончить. Собственно, это было правдой, поэтому играть было не сложно. Он веселил меня, читал мне как маленькой, играл мне на гитаре и пел, мы вместе смотрели кино и еще он обнимал меня, невинно целовал в губы, щеки и руки, валялся со мной на постели, дурачился и болтал без умолку. О, это были счастливейшие дни в моей жизни, если не считать того невероятного напряжения, которое я вынуждена была подавлять в себе, чтобы моя страшная тайна никому не стала известна. Впрочем, после этого он свел на нет свои отношения с Наташей, объяснив это тем, что не испытывал к ней те чувства, которые необходимы для счастливого брака.
Мой брат астрофизик по образованию, кандидат наук, между прочим, но работает, конечно, не по профессии. Еще не окончив университет, он занялся бизнесом, и благодаря небывалой эрудиции, высокому интеллекту и какому-то мистическому бизнес-чутью в очень короткие сроки сколотил себе совсем неплохое состояние. Переезжал он как раз потому, что его бизнес требовал расширения. Думаю, немалую роль в его успехе сыграла и незаурядно привлекательная внешность. Он был высок, спортивен, выхолен с головы до пят, разодет по последнему писку моды и вдобавок обаятелен до умопомрачения! Не знаю, когда он все успевал — работа, учеба, спорт, музыка, книги, друзья, девушки, вечеринки, семья. Наверное, он был из тех людей, которые в совершенстве владели способностью идеально планировать свое время. К моему счастью, очень большую часть своего свободного от серьезных дел времени он проводил и со мной. Я постоянно была в его компании, а он в моей. И говорить, наверное, не надо, что все мои подружки были без ума от него и из кожи вон лезли, чтобы хоть чуть-чуть привлечь его внимание. Т
олько вряд ли мои 18-летние сверстницы-дурочки могли заинтересовать такого, как Митя. Надо сказать, он был очень разборчив, и все его девушки были красивы, образованы, хорошо воспитаны и порядочны. Кроме того, ему всегда нравились девушки его возрастной группы, т. е. лет 23—27. Самому ему сейчас было 27. С первого взгляда он сам казался очень правильным и надежным молодым человеком, но после того, как он хитро отделался от нескольких весьма положительных во всех отношениях девушек из великолепных семей, я поняла, что не совсем онтот, за кого себя выдает. Что его по-настоящему интересовало, так это учеба и бизнес, а вот девушки… девушки всегда шли потом и занимали далеко не главное место в его сердце. Иной раз мне даже казалось, что он упивался своей властью над ними и в душе посмеивался над их слабостями и их глубокими чувствами к нему. В общем, чрезмерное дамское внимание явно подпортило его нравственные качества.
Ко мне он, конечно, относился по-особенному, нежно и трепетно, иронично-критически и покровительственно-заботливо, в общем-то так, как и должен любящий брат относиться к младшей сестре. С одной стороны, это льстило, с другой, доводило до отчаяния, потому что его братской любви мне было совершенно не достаточно, и с каждым годом это неутоленное желание только росло. С ужасом я ловила себя на мысли, что краснею и в то же время не могу отвести глаз, когда вижу его натренированный голый торс в капельках воды после душа и затянутые в полотенце узкие бедра. Делая вид, что читаю книгу, смотрю телевизор или просто думаю о своем, якобы глядя в пустоту, я тайком любовалась каждым движением его красивых мускулистых плеч, блеском загара и черных непокорных локонов, ироничными усмешками его соблазнительных губ и циничным прищуром его холодных глаз, как любуются подростки своими недоступными звездными кумирами — любимыми певцами и актерами, такими идеальными и такими недостижимыми.
Когда все это началось я уже и не помню, потому что не всегда вела дневник. Все же многие девочки восхищаются своими братьями в детстве, особенно, когда их ставят в пример родители как образец мужского характера. Родители обожали Митю, так что не удивительно, что обожание передалось и мне. Вот только когда я вдруг перешла ту грань, которая разделяет простое восхищение сестры от страстного обожания девушки, мне точно не известно. Помню, что еще когда мне было лет 13, я засматривалась на него, как на картинку из модного журнала, эталон стиля, мужественности, красоты, силы. Как-то, мучаясь долгой бессонной ночью от круживших голову фантазий, я вдруг придумала одну совершенно сумасшедшую вещь, которая могла бы запросто навсегда испортить мне жизнь, если бы Митя не был мне по-настоящему хорошим преданным другом. В то время в школе я очень нравилась одному парню, Артему, к которому оставалась совершенно равнодушной, хотя по нему сохли девчонки всех 7ых классов. Этот Артем был душой компании и прекрасно умел пользоваться своей популярностью у девчонок (неиссякаемый фонтан его обаяния даже учительниц не оставлял равнодушными, что чрезвычайно положительно отражалось на его успеваемости). Так вот он часто устраивал вечеринки у себя дома, где он уже который раз безрезультатно пытался уломать меня на поцелуй. Не знаю, на что он там рассчитывал, но шансов со мной у него не было никаких, ведь я, совершенно очевидно, всегда предпочитала мужчин постарше, а если быть точнее, то всего одного мужчину — брата. Так вот в связи с этими бесконечными, порядком поднадоевшими мне детскими домогательствами на вечеринках, мне в голову вдруг пришел совершенно безумный план, который я после нескольких бессонных ночей все же решилась воплотить.
Ну, во-первых, я не забыла привести себя в полное соответствие с образом нимфетки, нацепив коротенькие тугие джинсовые шортики с чрезвычайно заниженной талией и с соблазнительными мелкими дырочками, разбросанными то тут, то там, дерзкие яркие полосатые чулки чуть выше колена и короткую завязанную под грудью рубашку на голое тело, оставляющую наблюдателю возможность полюбоваться всеми прелестями юной тонкой женственной фигуры — тоненькой талией, плоским животиком и мягкими округлыми бедрами. Во-вторых, я выпила для храбрости глоток коньяка из папиного раритетного арсенала, который, наверное, относят к разряду тех, что считают выгодным вложением капитала. Вообще-то я была из правильных домашнихдевочек, совершенно не привычных к алкоголю, так что глоток коньяка возымел свое действие немедленно, и я почувствовала себя несколько более разгоряченной и решительной, чем обычно. По крайней мере я не раз слышала, что это помогает. В таком виде и состоянии я постучала … в комнату брата и робко зашла, замерев за его спиной. Он сидел за своим ноутом и резался в какую-то онлайновую игрушку. На нем был короткий банный халат, и с мокрых волос на шею стекала вода. Вообще-то это было слишком для того, что я задумала, но отступать было некуда (по крайней мере так мне искренне казалось под легким приятным воздействием папиного раритетного коньяка). Я обошла его справа и уселась на подлокотник дивана в зоне его видимости. Он мельком бросил на меня взгляд, но тут же снова уставился в монитор, так что я даже не поняла, произвел ли на него мой вид хоть какое-то впечатление.
— Что? — спросил он, не глядя в мою сторону.
— Я хотела поговорить вообще-то… , — робко начала я, нервно кусая губы.
— Ну давай, — он активно стучал по клавишам.
— Ты не мог бы поставить на паузу, — сорвалось у меня, и я тут же об этом пожалела, ведь гораздо проще было бы говорить, если бы он на меня не смотрел, но теперь уже было поздно. Митя слегка раздраженно стукнул по клавише и повернулся, на этот раз оглядывая меня с нескрываемым любопытством. Я покраснела до ушей, нервно подскочила с места и зашагала по комнате.
— Ну и? — в его голосе слышалось нетерпение.
— Дело в том… дело в том, что мне нужен твой совет.
— Ого! Какое доверие! — хмыкнул он, впрочем, не очень впечатленный, медленно встал, и, скрестив на груди руки, присел на край стола, внимательно наблюдая за мной. Его настрой несколько охладил мой пыл. Собственно, чего я ожидала?
— В общем, мне нравится в классе один парень… , — я замялась, отвернувшись к окну, — Я ему тоже нравлюсь, и на ближайшей вечеринке он собирается меня поцеловать.
Я повернулась к Мите, украдкой стараясь рассмотреть его реакцию. Он приподнял брови и, кажется, едва сдерживал усмешку.
— Какие нешуточные страсти нынче у деток в седьмом классе! — снова иронично заметил он.
Я сконфуженно замолчала.
— Ну и в чем мое участие? Кажется, у тебя все хорошо.
— Не совсем… Дело в том, что… , — я собралась с духом, — Дело в том, что я не умею целоваться.
Последовала напряженная пауза, которая, собственно, показалась напряженной только мне, потому что Митя стоял в каком-то скучающем раздумье, слегка вытянув губы.
— И чем же тут я могу помочь? — совершенно спокойно, явно без всякой задней мысли спросил он.
До сих пор поражаюсь, как мне тогда хватило смелости и, главное, глупости, произнести все-таки то, что было запланировано заранее.
— Я думала, что ты… , — у меня пересохло во рту, — что ты мог бы научить меня.
Он не отвечал очень долго, наверное, вечность, хотя скорее всего вечностью мне показалась всего пара секунд. Я не решалась даже посмотреть на него, но каково же было мое состояние, когда я поняла, что он медленно приближается ко мне. Сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди и я бы не удивилась, если бы на моем лице проступили ожоги от стыда, который беспощадно жег меня изнутри. Я стояла, потупив взгляд, крепко прижавшись спиной к подоконнику и уцепившись за его край руками, чтобы не упасть от предательской слабости в ногах. Митя подошел, немного постоял напротив, потом нежно тронул распущенные длинные волосы, погладил по щеке и приподнял мое лицо за подбородок. Я решилась поднять глаза, но встретившись с пронзительным взглядом его серых глаз, тут же глупо захлопала ресницами.
— Ты искренне считаешь, что мальчикам в седьмом классе нравятся опытные девочки? — серьезно поинтересовался он, ставя меня в тупик своим слишком уж очевидным вопросом. Почему я заранее не продумала, что на такое нужно отвечать?!
— Ну, все мои подружки уже целовались 100 раз, а я нет… И ябоюсь, что он догадается… Вдруг ему не понравится и он наболтает про меня всем… Ну, что я ничего не умею…
Я упорно смотрела вниз, а он все держал мое пылающее лицо за подбородок, словно раздумывал, хочет ли целовать мои губы или нет (по крайней мере мои мысли были только об этом). Это было просто невыносимо.
— Иди-ка сюда, — он вдруг отпустил мое лицо и тихонько потянул меня за руку к шкафу с зеркальными дверцами. Мы оба остановились прямо напротив них. Он стоял позади, — Посмотри хорошенько.
Я непонимающе подняла глаза на его отражение.
— Да не на меня, на себя, дурочка, — улыбнулся он, положив одну руку мне на плечо, а другой снова нежно поправляя мои волосы. Я неуверенно перевела взгляд на себя, — Думаешь, какому-то тринадцатилетнему козлу не понравится целоваться с такой как ты?
— Я не знаю, — прошептала я, глядя на свои пылающие пухлые губки, ясные ярко-зеленые глаза под лихим изгибом густых длинных ресниц, изящную шейку, на которой в ямочке посередине нервно вздрагивал пульс, на часто вздымающуюся грудь, уже принимавшую весьма округлые, но при этом упруго крепкие формы. Краем глаза я заметила насмешливые и пронзительные глаза Мити и судорожно опустила ресницы.
Он отпустил меня, безмятежно потянулся, подошел к своему столу с ноутом и вальяжно развалился в кресле, уже не глядя на меня.
— Слушай, Марин. Ты не притворяйся наивной святошей, потому что ты прекрасно знаешь себе цену. Твой приятель будет в восторге от твоих поцелуев, так что на твоем месте я бы скорее парился о том, как не позволить ему слишком многого, — его пальцы снова застучали по клавиатуре, хотя он уже не играл, а, кажется, занялся чем-то по учебе.
— Но как же… как же я буду его целовать, — ухватилась я за соломинку, в душе понося себя самыми страшными словами за такую откровенную тупость.
— Пусть лучше он парится, как произвести впечатление на тебя своими поцелуями. Слушай! — он резко обернулся, и я заметила, что халат у него распахнулся, обнажая мощную натренированную и загорелую грудь, — Ты просто пришла не по адресу. Я твой брат, а не сутенер, и не все братья, кстати, так терпимы в отношении целомудрия своих сестер.
Я хотела было еще что-то возразить, но он не дал сказать.
— Давай иди уже. Мне надо тут кое-что подготовить. И, если у вас все будет хорошо с тем парнем, уволь меня от подробностей, ладно? И не одевайся так на вечеринку. Это вульгарно.
Черт возьми! Я была сломлена! Да что там говорить — просто раздавлена! На что я надеялась тогда, глупая наивная девчонка с глупыми наивными детскими (Боже, какими детскими!) фантазиями! Сейчас мне кажется, что это случилось нереально давно, хотя я до сих пор помню каждый удар своего сердца, каждый вздох, каждое его слово, интонацию и, конечно, каждое его прикосновение. Это был мой полный провал, после которого я стала скрывать свои аномальные пристрастия еще тщательнее, только усложнив себе жизнь.
Прошло несколько лет, и мне уже исполнилось 16, когда я снова решилась на опасный шаг, хотя вышло все совершенно случайно. В тот раз мне показалось, что я навсегда перешла черту и назад дороги уже не будет. Мы с Митей ночевали дома одни, потому что родители на пару дней уехали в гости к друзьям. И вот бессонной ночью, в которую я прослушала столько любимых баллад, что уши ломило от наушников, я отправилась в кабинет отца за какой-нибудь книжкой, чтобы скоротать с ней остаток ночи. В кабинете на диване я вдруг обнаружила спящего брата. Он невинно спал, свесив вниз одну руку и закинув другую под голову. На нем из одежды были только джинсы, расстегнутые на поясе, видимо, чтобы не давила застежка, на шее — толстая золотая цепочка, которая красиво мерцала в приглушенном свете торшера на фоне его оливковой кожи. Не знаю, как долго я простояла там, любуясь красотой его лица и полуобнаженной фигуры, но в итоге, завороженная его магической притягательностью, я