Утром меня разбудил громкий и раздраженный голос Мити. Он с кем-то говорил по телефону в соседней комнате. Сначала я никак не могла сообразить, где я. Сквозь щель между плотно задернутыми шторами пробивался слепящий глаза солнечный луч. Он же заставлял гореть огнем каждую игрушку на огромной новогодней елке. На пушистом ковре рядом с кроватью валялось мое платье. На прикроватной тумбочке лежали золотые часы брата, поблескивающие теплым желтым светом от непогашенного прошлой ночью торшера. На часах было 11—44. Я еле нащупала выключатель, с трудом продирая глаза.
— В какой именно? — требовательно допытывал он кого-то, — Во сколько, говоришь, это произошло? Да. Черт. Да не помню я, во сколько лег. Какая разница!
Я нехотя выбралась из постели и, не найдя, чем прикрыться, голой выглянула из спальни в гостиную. Он стоял там, невидящим взглядом упершись в шкаф, в одной руке держа трубку мобильного, ладонью другой руки прикрыв рот. На нем был не завязанный на пояс гостиничный халат и боксеры, волосы были всклокочены со сна и вообще вид был не выспавшийся и какой-то ошарашенный. Заметив меня, он на секунду остановил на мне взгляд и тут же отвернулся, продолжая угукать в трубку.
— Черт, — измученно выдавил из себя он и с силой потер лицо, словно хотел заставить себя немедленно проснуться, — Я через… через час точно буду в аэропорту. Дороги пустые, так что… Да брось! Все нормально…
Я просто не поверила своим ушам, но Митя уже повесил трубку и смотрел на меня с каким-то мрачным и нерешительным видом, словно не знал, что и как сказать.
— Один мой партнер по бизнесу насмерть разбился в Питере на машине в новогоднюю ночь. Вроде, пьяный был. Но там… обстоятельства кое-какие есть нехорошие… Так что мне нужно ехать немедленно.
Он смотрел на меня, но, кажется, не видел. Я закусила губу.
— Когда же ты вернешься?
— Понятия не имею.
Он тяжело вздохнул, мимо меня уверенным шагом направился в спальню и начал быстро одеваться. Весь антураж вчерашней ночной сказки улетучился, словно не бывало. Я тоже оделась.
— Он был твоим другом?
— Это едва ли. На ножах постоянно были. Просто… он по-крупному вложился в мой новый проект. Еле-еле удалось его убедить. Вот дерьмо, — он вдруг стукнул кулаком по комоду.
Таким я его еще никогда не видела и невольно притихла. Мы уже шли по коридору отеля, когда на меня вдруг совсем некстати нахлынули воспоминания о том, что мы делали в ванной, и я невольно покраснела, вспомнив, что он заставил меня шептать ему на ухо. Когда мы вообще легли? Не удивительно, что я чувствую себя как зомби. Отдав ключи на ресепшн и спеша к выходу, Митя, не оборачиваясь, на ходу бросил мне, чтобы я немедленно ехала домой.
— А… что мне родителям сказать? Ну и вообще, если кто еще спросит…
Он резко развернулся прямо перед дверцей такси и раздраженно потер лоб в размышлении.
— Соври, что мы в клубе были… Или… нет, лучше, что у Юрки. Он меня отмажет. Хотя нет… не надо его в это втягивать…
Наши глаза встретились. В моих он точно читал страх и растерянность. Я поверить не могла, что новогодняя ночь, проведенная где-то наедине с собственным братом, может представлять такую сложность. Собственно, это даже не ночь была, а всего несколько часов.
— Водитель ведь знает, где мы были… И еще он мог заметить, что никакой вечеринки тут уже не было… , — онемевшими губами пролепетала я.
Мороз уже начал кусать мне ноги в тонких чулках, солнце слепило глаза, а по спине пробегал озноб. Какое-то время мы стояли друг напротив друга, молча опустив головы. Пустынный город вокруг еще спал после бурной ночи, но куранты на несколько секунд очнулись и недовольно спросонок пробили 12.
— Тогда не надо врать. Скажи, что опоздали на банкет в Б. и сняли номера, чтобы выспаться. Ну и отцу скажи, что я по делам в Питер улетел. Астраханов погиб. Я ему в двух словах рассказывал о нем.
— А… мне нельзя стобой?
— Марин… Ну, не будь ты ребенком, — раздраженно заметил он, впрочем, потом смягчился, — Я позвоню тебе, когда все улажу. Не думаю, что раньше четвертого… Похороны и все такое…
Я кивнула. Он вздохнул и открыл передо мной дверцу такси.
Так закончились наши с ним новогодние праздники, и мне еще долго казалось, что эти два дня, которых нас лишили обстоятельства, никогда нельзя будет восполнить. С тех пор миновало несколько месяцев. Мы изредка созванивались, и теперь Митя стал более раскрепощенным в наших разговорах. Он шутил и, когда рассказывал про свои дела или выспрашивал что-то обо мне, мне больше не казалось, что он делает это через силу. Правда, его все равно, видимо, мучила паранойя, потому что никакие компрометирующие нас темы мы никогда не затрагивали, и он как-то заметил, что чаще раза в неделю нам созваниваться не стоит. Ведь едва ли брат с сестрой с такой разницей в возрасте могут быть так дружны.
«Ну и черт с тобой!» — обиженно бормотала я себе под нос, всякий раз, когда вспоминала об этом его формальном подходе к общению, — «Просто Штирлиц какой-то! Все у него под контролем!» Хотела бы я быть такой же выдержанной и рациональной. Похоже, он включал страсть только в тот момент, когда ему это казалось уместным и безопасным, а я-то сгорала от нее круглосуточно изо дня в день! Впрочем, в последнее время мама решила вдруг заняться вождением и фитнесом, поэтому не так часто оставалась дома, как обычно. Папа вообще практически не показывал носа с работы. В такие дни я приходила в комнату брата и, ощущая себя бесстыдной воровкой, принималась рыться в его вещах. Среди них были его фотоальбомы со старших классов и за все студенческие годы. В школе и на первом курсе он носил длинные до плеч волосы и был сладостно красив, как херувим, пока его лицо еще не тронула мужественная резкость и величавое хладнокровие. В юности у него был дерзкий взгляд испорченного, самодовольного подростка, слишком рано пресытившегося всеми прелестями женского внимания, и от этого взгляда меня невольно бил озноб. Вдоволь налюбовавшись его лучезарными улыбками и демонстративно выставляемыми на обозрение камеры мускулами, я садилась на пол напротив зеркала его шкафа и медленно обнажала плечи, грудь, снимала насквозь промокшие трусики. Мне нравилось любоваться собой, как бы смотря на себя его глазами. Белая матовая кожа, потоки черных волос, струящиеся по плечам, груди и спине. Смазав розовые сосочки и клитор капелькой масла для тела, я нежно ласкала себя до изнеможения, с бесстыдной улыбкой любуясь мягкой зеленью собственных глаз и ягодной сочностью чувственных губ, исступленно шепчущих имя брата. На одной из полок у него со стародавних времен стояла маленькая резиновая золотая рыбка — не знаю, может, она была его игрушкой для купания в детстве. У нее были пухлые красные губки и раздвоенный рельефный хвостик. Я терла смазанный маслом клитор этими губками, пока из моих губ не вырывался невольный стон предвкушаемого экстаза. Тогда я заставляла себя остановиться, чтобы продлить удовольствие, и щекотала набухшие соски кончиком рыбьего хвоста. «Дима, пожалуйста, я хочу еще… Нет, прошу, не останавливайся!». В конце я всегда склонялась к альбому с его фотографией и нежно целовала его губы.
Кроме этого невинного развлечения, единственное, что мне оставалось, это удариться в учебу, поэтому итоговую сессию я сдала на отлично, недоумевая от жалоб однокурсников то на безжалостность преподавателей, то на тупость учебников, то на неоднозначность экзаменационных вопросов. Митя позвонил мне в день последнего экзамена, чтобы поздравить. Я со своей компанией как раз отмечала окончание учебного года в кафе и, увидев на экране его высветившееся имя, тут же выскочила на улицу.
— Слушай, — начал он каким-то необычным для него заговорщическим тоном, словно еще и волновался к тому же, — Я хотел бы, чтобы тыприехала ко мне на каникулы. Всего на неделю. Больше не обещаю, но зато я как раз буду совершенно свободен с 15го июля. Потом сможем … вместе вернуться в Москву.
Даже в мягком тембре его голоса таилось столько сокровенных обещаний, что меня охватил жар. Я чуть не завизжала от радости, даже не найдясь сразу, что ответить. Только воровато обернулась на витрину кафе, за которой был виден столик с нашей шумной компанией. Одна из подружек активно показывала мне что-то жестами комически гротескно, но я отвернулась, краснея до ушей.
— Я сегодня же закажу билеты. Ты сам скажешь родителям?
— Уже сообщил папе. Он не против.
Когда я возвращалась к своему столику, у меня в ногах была предательская слабость, а руки дрожали. Я схватила свой бокал с кампари и апельсиновым соком и осушила его до дна. Ледяной коктейль точно меня не охладил.
— Марин, ты прям трепещешь вся. Даже щеки горят, — томно смерив меня опытным взглядом хищницы, притворно елейным тоном бесцеремонно заметила Нина, — Кто звонил-то? Новый поклонник?
— Да… , — рассеянно бросила я. Эту Нину я терпеть не могла. Та еще штучка. Мне всегда казалось, что она любые интрижки видит насквозь, поэтому ее повышенное внимание совсем выбило меня из колеи.
— Небось красавчик, — завистливо заметила она, — Хотя ты у нас такая разборчивая. Все тебе не то и не так. Хоть поделись радостью, кто тебя так осчастливил наконец.
Я взяла себя в руки.
— Через интернет познакомилась с парнем из Питера. Он приглашает меня провести там с ним неделю.
— У-у, — разочарованно протянула она, — Из Питера… Я уж думала из Парижа! Кстати, у тебя же старший брат, вроде, в Питере.
Ее осведомленность меня несколько шокировала, хотя я, вроде, не подала виду. По-любому вся была на взводе, так что чего уж там. Впрочем, кто хоть раз из моих знакомых девчонок лично видел Митю, не забывал периодически хотя бы каким-нибудь способом выуживать у меня информацию о нем, так что за этой осведомленностью скорее всего ничего опасного не крылось.
— Да. Работает там, — нехотя ответила я.
— А он не помешает? Ну, то есть я хочу сказать, некоторые братья очень ревнивы…
Я картинно округлила глаза и пожала плечами.
— Не знаю, как там некоторые, но Митя не вмешивается в мою личную жизнь.
— А он себе там еще никого не завел?
— Понятия не имею!
— Ну, такой красавчик надолго один не останется.
Надо ли говорить, что после этого разговора меня еще долго трясло. Остаток времени я сидела за столом, как в воду опущенная, погруженная в свои мысли, и еще долго ощущая неприятный осадок на сердце. Это хождение по лезвию бритвы какое-то! Я смеялась невпопад, отвечала невпопад, даже смотрела невпопад, постоянно уходя внутрь себя или потихоньку наблюдая за девчонками. Представляю, как бы они стали на меня смотреть, если бы узнали про нас с Митей. Любая из них не прочь бы была с ним закрутить, но меня бы все они осудили, без сомнений. Да, впрочем, кто они такие? Сами промышляют каждый год секс-туризмом в Египте и беззастенчиво хвастаются откровенными фотками. Они никогда не должны узнать про нас! Никогда!
До 15го июля время тянулось невыносимо медленно. Папа предлагал съездить на море, но у меня пока что не было настроения и я перенесла поездку на август. Когда же настал желанный день и я вышла из Сапсана на платформу Московского вокзала в Петербурге в белом, развевающемся на ветру платье до колен, с красным тонким кожаным пояском вокруг талии, без рукавов, с острыми лацканами аля-шестидесятые и с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, среди встречающих я увидела Митю, который, словно прочитав мои мысли, тоже весь оделся в белое — тонкие льняные бриджи, красиво подчеркивающие стройность его бедер, и тонкая рубашка без воротника с разрезом на груди и рукавами три четверти. Белый цвет потрясающе подчеркивал его загар и шел к его черным блестящим на солнце волосам. Он подошелко мне и какое-то время мы стояли, глядя друг на друга со счастливыми улыбками на лицах, словно размышляя, насколько вольным может быть наше приветствие. Я вся сияла от ощущения собственного совершенства — элегантная леди из высшего общества в духе Жаклин Кеннеди, не меньше. Наконец Митя наклонился и, приложив теплую ладонь к моей щеке, поцеловал меня в уголок губ. Я не стала настаивать на большем. Он взял мою сумку и мы, молча как заговорщики, отправились к такси.
— Как насчет того, чтобы перекусить и отправиться на небольшую экскурсию по городу? — предложил он после некоторого краткого обмена новостями на заднем сидении автомобиля и медленно приподнимая край моего платья почти до трусиков. Его пальцы скользнули по внутренней стороне моего бедра и сквозь тонкую кружевную ткань трусиков слегка потерли складочку у меня между ног.
— А… ну… я даже не знаю… , — растерянно пробормотала я, жадно глядя на его улыбающиеся губы, которые я так давно мечтала поцеловать, — Почему бы и нет…
— Не слышу энтузиазма в голосе, — явно насмехался он, продолжая поглаживать меня в том же месте.
Я закусила губу, чувствуя как по спине побежали мурашки, и откровенно придвинулась к нему, прижимаясь к его плечу. Наши лица были так близко, что я чувствовала его дыхание на своих губах. Он только натянуто приподнял уголок губ в холодной усмешке.
— Ладно. Как скажешь. Завтрак и экскурсия, — сдалась я, пожимая плечами.
Через полчаса мы уже сделали заказ в небольшом кафе на Невском, и я отправилась в дамскую комнату немного привести себя в порядок. Мои щеки пылали, глаза неестественно блестели от возбуждения. Я обмыла холодной водой руки, чтобы немного охладить свой пыл. Интересно, он действительно собирается целый день таскать меня по городу после такого долгого расставания? Или… Может, я просто бессовестная маньячка? Или он черствый сухарь? У меня уже пальцы стало ломить от ледяной струи, когда в туалете за моей спиной вдруг появился Митя.
— Кажется, это женский туалет… Может… я перепутала, — растерянно пролепетала я, виновато улыбнувшись. Что-то в его взгляде и кривом изгибе упрямых губ мне не понравилось. Он молча подошел, непроницаемый и даже какой-то дикий, и почему-то толкнул меня в плечо. Я слегка отступила, но он снова меня оттолкнул так, что меня это даже слегка взбесило.
— Ты что? Совсем с ума сошел? — нахмурила брови я, слегка повысив голос, и снова к нему приблизилась, уже готовая дать ему хотя бы какой-то отпор, но в его глазах прочла нечто, что заставило меня замереть. Вдруг он снова меня оттолкнул, поймал за руки, которыми я пыталась защититься и еще подвинул меня назад, наступая, пока я не уперлась спиной в стену.
— Знаешь, это не смешно! — воскликнула я, уже переключившись в стрессовое состояние, а он, заводя мне руки за спину, впился то ли укусом, то ли поцелуем мне в губы. Мои руки тут же ослабли, а его переместились мне на талию. Одна его рука ухватила меня за попку сквозь платье и, крепко сжав меня в объятьях, он развернул меня в сторону, направляя в ближайшую кабинку туалета. От шока я вообще-то даже не сопротивлялась, хотя, кажется, пыталась что-то пролепетать, если бы могла оторваться от его обжигающих губ. Вдруг в туалет кто-то вошел. Тогда он отстранился и молниеносно захлопнул дверцу кабинки. Я стояла, молча прижавшись спиной к холодной стене и вопросительно глядя на него. Его глаза неожиданно показались мне безумными. На губах блуждала хмельная улыбка. Он уперся в стену над моим правым плечом одной рукой, затем над левым другой и навис, пожирая меня глазами. Мы, не двигаясь, слушали звуки, доносящиеся из соседней кабинки, пока я не скорчила гримасу неприязни и прошептала почти беззвучно, все еще надеясь на его благоразумие и самоконтроль: «Что мы тут вообще делаем?». Он коротко поцеловал меня в губы вместо ответа. «Это просто отвратительно!» — изо всех сил изображая