Да, я хочу тебя! Хочу!
Но меньше, чем хотелось бы…
(В. С. Высоцкий)
Новый год в одиночестве — это моя мечта уже на протяжении семнадцати лет. Вечные корпоративы, родственники, приставучие псевдо-друзья, которые врываются в самый неподходящий момент и начинают пьяно поздравлять и лезть целоваться и дарить какие-то совершенно ненужные вещи. Ненавижу. Просто терпеть не могу. У меня волосы на ногах дыбом встают, как вспомню последний новый год. Хрен с ним, родители. Ну, посидели, выпили под бой курантов, и я засобирался домой. Приезжаю, а мне там моя уже бывшая девушка сюрприз устроила. Толпа друзей, методично разносящих мою квартиру. А ведь мы с ней решили в романтической обстановке, исключительно вдвоём отметить этот «чудесный» праздник. Я даже хотел сделать ей предложение. Но после такого… Не-е-ет!
Короче, в этом году я начал действовать радикально. Купил родителям путевку, отправил их на праздники в Прагу (они давно мечтали), на работе взял отпуск, друзьям и знакомым сказал, что еду вместе с родителями в Прагу. Свобода, тишина, спокойствие! Долгожданное одиночество. И почему я не додумался до этого раньше?
Заехал в супермаркет, продуктов набрал, затарился вискарем (никакого шампанского), приехал домой, до нового года несколько часов оставалось. И тут я вспомнил. Растяпа! Диск с фильмом, который я так мечтал посмотреть в своем новогоднем одиночестве! Вы будете смеяться, вы будете удивленно приподнимать брови, но я, взрослый тридцатилетний мужик, влюблен в фильм «Чародеи» (в свое время зачитывался Стругацкими). Благо круглосуточный видеопрокат недалеко от дома. Пришлось одеваться и снова топать на улицу.
В прокате фильма не оказалось, мне сказали, что последний диск забрали прямо передо мною минут пять назад. Злой, я вышел из проката. Как оказалось, веселье только началось. Народу на улицах практически не было, все уже дома, возле елок или в кабаках, готовятся к часу «Х».
Всё началось с крика. Отчаянного крика, доносящегося из соседней подворотни. Ну что мне оставалось делать? Конечно, я полез в драку. И, конечно, победил. Хотя, что там было побеждать. Несколько торчков. Ломка, видимо, близко. Твари обнаглевшие. Ненавижу наркоманов. У людей праздник… Кстати, что там с этим бедолагой, которого я у них отбил?
Он лежал на животе в жидкой каше грязи и растаявшего снега (глобальное, мать его, потепление) и признаков жизни не подавал. Я присел рядом с ним на корточки и осторожно перевернул на спину. Он открыл глаза, судорожно вцепился в мою куртку и прошептал разбитыми губами:
— Диск? Диск целый?
— Господи, какой диск? Ты сам-то цел? Где болит? Встать сможешь?
А этот ненормальный все о каком-то диске вспоминал. Я огляделся, неподалеку действительно валялась раздавленная коробка. Поднял, осмотрел, диск по счастливой случайности не пострадал. Фильм — «Чародеи»! Какая извращенная дама, моя удача.
— Цел твой диск. Поднимайся, пойдем.
— Куда?
— Ко мне, разумеется. Куда ж еще тебя в таком виде. Помоешься, своим позвонишь.
Я попытался поставить его на ноги. Не получилось. Он как-то весь обмяк и повис у меня на руках.
— Ногу, ногу больно.
— Господи, — правая нога у него была вывернута под каким-то неестественным углом, — ну здравствуй, жопа новый год!
Пришлось взять его на руки, как кисейную барышню. Да и весил-то он, надо сказать, как барышня. Легкий совсем, невысокий. Хорошо, если до плеча мне достанет (ну, это легко представить, если вспомнить, что я чуть-чуть ниже двух метров). Смешной, протестовать пытался, да только надолго его не хватило, то ли отключился, то ли просто успокоился.
— Да, весёлый будет праздник, — подумалось мне, когда я пытался открыть дверь своей квартиры с незнакомым парнем на руках.
Осторожно опустил его на пол прихожей, быстро разделся сам, попытался раздеть его. Легкую кожаную куртку снял без проблем, а вот с кроссовкой на правой ногевозникли проблемы. Ступня распухла, и безболезненно снять не получалось. Плюнув на все, я принес ножницы и разрезал злополучную обувь.
— Тебя как зовут-то? — спросил я у своей бледной находки.
Он открыл глаза, посмотрел на меня в упор, помолчал несколько секунд и прошептал:
— Даня. Данила.
— Очень приятно, Даня-Данила. А я Александр. Я думаю, стоит вызвать «скорую». Скорее всего, просто вывих, но лучше перестраховаться, да и не мешало бы осмотреть тебя. Хорошо, если только ногой отделался. Ты бы своим позвонил, предупредил, чтобы не волновались и забрали тебя, — я протянул ему свой сотовый.
Он снова несколько секунд смотрел на меня.
— Мне некому звонить.
— Что значит «некому»? Родители? Друзья? Жена, в конце концов, — удивленно спросил я.
— Я не женат, недавно переехал к вам из другого города, так что друзьями не успел обзавестись. Да вы не волнуйтесь, Александр, я в соседнем от вас доме живу. Вы мне не поможете еще раз — до дома добраться? Кстати, я вас так и не поблагодарил за помощь. Огромное вам спасибо, они ведь могли убить меня.
Он серьезно посмотрел на меня и, взяв мою руку, пожал её. Его пальцы буквально утонули в моей лапе. Какой он весь миниатюрный, изящный. И во взгляде благодарность и тихая грусть. Ну, в общем, я не смог… не смог обречь его на одиночество, да еще в таком состоянии. Я же не зверь, в конце концов. Да и сдается мне, что он не доставит мне много хлопот. Тем более мне все-таки удастся посмотреть любимый фильм, пускай даже и в компании нового знакомого.
— А знаешь что, Даня-Данила? Оставайся у меня. Я как раз хотел посмотреть «Чародеев» — мое любимое кино, стыдно признаться. Взрослый мужик, а в сказки верю. Мне, кстати, тридцать, а тебе сколько?
— Двадцать восемь, — ответил он и улыбнулся.
Вот черт! Никогда бы не подумал, что способен растаять от одной только улыбки. Столько в ней было тепла и искренности. Двадцать восемь? Да не тянет он на двадцать восемь. Выглядит как пацан. Хотя… Глазки умные, взрослые такие глазки. Карие, почти шоколадные, еще бы темнее и уже было бы не разобрать, где зрачок, а где радужка. И ресницы. Ресницы шикарные. Моя бывшая за такие удавилась бы.
— Почти ровесники, — улыбнулся я в ответ, — штаны с футболкой снять сам сможешь?
— Зачем? — Даня-Данила смутился. Уши запылали.
— Затем, ты же не хочешь мне весь диван извазюкать? Я пока что-нибудь чистое принесу, — ответил я, выходя из прихожей.
Я достал чистые домашние брюки, рубашку. Даня-Данила стоял в прихожей, неловко опираясь на стену и виновато глядя на меня.
— Штаны снять не получается, ногу больно.
Действительно, мокрая джинса плотно облепила больную конечность и сдаваться без боя не хотела. Пришлось снова прибегнуть к помощи ножниц. Ноги как у девчонки, стройные, длинные, почти без волос, гладкие. Кожа тонкая, светлая. Нежная. Вот черт! Я запретил себе думать о ногах Дани-Данилы. Ясно, почему эти торчки на него напали. Даня-Данила не производил впечатления человека, который может дать отпор.
Осторожно сняли штаны совместными усилиями, помог ему переодеться, рукава и штанины пришлось подкатать. Рубашка на нем так вообще болталась как на вешалке. М-да, весил он, наверное, килограмм на тридцать — сорок меньше, чем я. Хотя лишнего веса во мне не было, я сам по себе здоровый, еще три-четыре раза в неделю спортзал, форму надо поддерживать.
Отнес его в ванную прямо на руках, а чего лишний раз больную ногу насиловать. Он лицо от крови и грязи оттер, руки сполоснул (тоже в ссадинах и мелких порезах). Потом я его оттащил в гостиную, посадил на диван, сунул пульт от телика, а сам пошел «скорую» вызывать и ужин праздничный готовить. До нового года оставалось два с половиной часа. «Скорая» приехала через час. Врач, трезвый, неулыбчивый, замотанный, (понятное дело — праздники, а ему дежурить) осмотрел Даню-Данилу, сказал, что с ногой ничего страшного, вывих. Мы с ним вдвоём быстроего вправили, потому что, как объяснил врач, хирург уже в драбодан и в больницу ехать смысла нет. А вот по голове бедолаге попало знатно, сотрясение, и ребра уж слишком помяты. Вкатил обезболивающее, перемотал Данилу эластичным бинтом и отбыл. Я по-быстрому накрыл на стол. Пара салатов, закуска, мясцо, курица-гриль, вискарь, фрукты. Даня тихо спал на диване, видимо обезболивающее основательно его подкосило.
Я устало опустился рядом с ним на диван. Какой он все-таки женственный. Хрупкий, по-другому и не скажешь. Странный, как будто с другой планеты, вроде и почти мой ровесник, только больше на ребенка похож, беззащитный. А еще я поймал себя на мысли, что он меня возбуждает. Блин! Я, конечно, догадывался о своей бисексуальности и трагедии из этого не делал, пару раз были инциденты. Ну, ничего так, но с бабами интереснее. А тут… Неожиданно, в общем.
Я осторожно потрепал по плечу свою находку, уютно свернувшуюся в калачик, неловко выставив при этом больную ногу.
— Даня-Данила, ты так весь праздник проспишь.
— А? Ммм, — он зевнул, потер ладонью темный ежик волос на макушке, — прости, что-то меня…
— Да ладно, через час новый год наступит. Извини, шампанского нет, не люблю я его. Виски подойдет?
Даня-Данила неожиданно смутился.
— Я вообще-то почти не пью. Меня развозит сильно.
Развозит, значит? Хм, это интересно, подумалось мне.
— Да ладно, за праздник, — я плеснул виски на два пальца в пузатый стакан. Добавил льда и протянул ему:
— Спасибо.
У меня аж мурашки по спине пробежали, когда наши руки случайно соприкоснулись. У него такие тонкие, такие длинные, прохладные пальцы. Он, кажется, заметил мое замешательство и покраснел. Блин! Я же взрослый, умеющий держать себя в руках мужик. Не может этот легкий румянец на таких высоких скулах вызывать у меня дикий стояк! Не может, не может, не может. Может! И еще как. В штанах тесно. Я неожиданно для себя спросил у Дани-Данилы:
— А почему ты еще не женат? Еще не встретил подходящей кандидатуры?
Он почему-то замялся и снова покраснел.
— Э-э-э… Александр, что вы думаете об однополой любви? — в лоб спросил Даня, отведя глаза в сторону.
— Хм, да как сказать, ну есть, ну нравится людям, кто я такой, чтобы судить.
Я заметил, что Даня с облегчением выдохнул.
— Дело в том, что я как раз женщинам предпочитаю мужчин. Мне с ними комфортнее, — он тихо рассмеялся, — знаете, очень удобно, когда у партнера не случается критических дней, не болит голова, и он ничего не имеет против пива и футбола.
Даня сделал большой глоток виски, но, видимо, сил не рассчитал и закашлялся. Я похлопал его по спине. Он согнулся пополам и слабо застонал.
— Ой, блин! Прости. Ребра, да?
Даня только кивнул.
— Врач сказал, что если совсем плохо будет, то нужно мазью какой-нибудь намазать, полегче станет. Снимай рубашку. Слушай, а давай я тебя в спальню отнесу, здесь не слишком удобно, стол мешает, да и тебе толком не вытянуться.
Он только кивнул. Я осторожно, почти нежно взял его на руки, стараясь не растревожить заново боль, и понес в спальню. Блин! Ну ведь совсем же ничего не весит. Или он — пушинка, или я слишком тяжелый. Бережно уложил его на свою широченную кровать. Начал медленно расстегивать на нем рубашку. Случайно коснулся соска, он сдавленно застонал.
— Тебе больно? — участливо спросил я, прекрасно всё понимая.
— Н-н-ет.
Черт! Перестань сейчас же краснеть, в конце-концов, или я изнасилую тебя прямо вот здесь! Рубашку я с него все-таки снял. Аккуратно перевернул его на живот, оседлал сверху, начал разогревать в ладонях мазь.
— Тебе не тяжело? Я все-таки не маленький.
— Все нормально, — промычал Даня-Данила, уткнувшись в подушку.
Вот что-что, а массаж я делать умею. И не только расслабляющий. Даня под моими ладонями плавиться начал. Тихонько стонал и урчал. Спина у него шикарная. Плечи не слишком широкие, кожа нежная, мягкая, мышцы есть, но нераскачанные, талия узкая. Вот только кровоподтеки на ребрах все портили. Эх, встретил бы я этих уродов еще раз! Я слез с него и перевернул на спину.
— Не больно? — еще раз участливо спросил я. Даня-Данила покраснел и зажмурился.
— Нет, но… Прости, просто я давно ни с кем не был, вот и… Черт! Извини! Не думал, что так получится! Зря я остался.
У него встал. И он был готов сгореть от стыда. О боже! Как пацан! Ну натуральный ребенок. И ведь ему даже в голову не пришло, что я мог его спровоцировать намеренно. Все, я больше не могу слушать этот поток извинений и сдерживать себя. А хрен с ним, будь, что будет, подумал я.
— Т-ш-ш, — я приложил палец к его разбитым губам и мягко поцеловал.
Он от неожиданности приоткрыл рот и позволил моему языку беспрепятственно проникнуть внутрь. Он пах виски и на вкус — виски. Опьяняет. Сладко. Он видимо очнулся, резко прервав наш поцелуй, испуганно посмотрел на меня.
— Саш, ты чего? — я проигнорировал его вопросы и начал выцеловывать свое имя на его шее.
Он возбуждающе застонал. Чувственный мальчик. Он пытался сопротивляться. Но как-то я в искренность этих попыток не поверил и просто завел его руки за голову и, придерживая одной рукой, другой начал гладить его грудь и такой соблазнительный плоский живот. Посмотрел ему в глаза, а он чуть не плачет. Губу закусил и глаза на мокром месте.
— Ты чего, маленький? — напугал я его, что ли, своей напористостью?
— Саш, ну зачем я тебе, а? Развлечься решил? Саш? — и жалобно так на меня смотрит.
Блин! Да ведь я действительно его напугал. Ой, дура-а-а-ак. Он же не баба в конце-концов, которую на улице сняли перепиха ради, у него же гордость. Ну, почему я сначала делаю, а потом думаю. Ему же, наверное, романтики какой-то хочется, прелюдий. Я отпустил руки, обхватил ладонями его лицо, заглянул в глаза. Осторожно поцеловал в висок, потом слизнул готовые вот-вот сорваться слезы.
— Прости дурака, — пру на пролом, — Прости малыш, давай все сначала? — я протянул ему руку, — Александр.
— Даня. Данила, — исправился он и пожал мою ладонь, я взял его тонкие длинные пальцы и прижался к ним губами.
— Знаешь что, Даня-Данила, а пойдем «Чародеев» смотреть? Это, между прочим, мой самый любимый фильм.
— И мой, — застенчиво признался Даня.
Вроде повеселел. Я взял его на руки и понес в гостиную. Осторожно посадил на диван, сунул стакан виски с растаявшим льдом, подумал, долил еще, бросил льда, пододвинул фрукты поближе, что бы ему ни пришлось тянуться за ними. Несколько секунд смотрел на него, подошел, взял за подбородок и нежно коснулся разбитых губ. Диск должен быть в прихожей. По крайней мере, я его где-то там в последний раз видел. Грязная коробка лежала рядом с разрезанной кроссовкой. Вернулся, поставил диск в проигрыватель, устроился поудобнее на диване. Даня, стараясь не привлекать моего внимания, беспокойно возился на своем месте.
— Малыш, что-то не так?
— Да нет, просто устроиться не могу, все болит, укол отпускает наверное.
Я осторожно притянул его к себе. Даня положил голову мне на плечо, поудобнее на мне устраиваясь.
— Ногу вытяни, — я обнял его, он вздохнул, но ничего, вроде не испугался, — тебе ребра не больно? — прошептал ему на ухо.
— Нет, кажется, нет, — он откинул голову и повернул ее на бок.
Какая шея! Шеи мой фетиш. Фильм начался. Да плевать мне было на фильм! А Даня-Данила смотрел с увлечением, тихонько подпевал, смеялся. Я поглаживал его пальцы и гипнотизировал шею. Не выдержал, наклонился и провел по ней языком. Почувствовал, как напряглась его спина. Но вроде, открытых протестов не последовало. Хотя в первый раз тоже. Уж лучше остановиться. Уткнулся носом в его макушку и попытался смотреть фильм.
Нет, это пытка какая-то! Вот он, твой кусочек секса, лежит у тебя на руках, пьет из одного с тобой стакана, с удовольствием ест виноград из твоих рук, а ты даже сделать ничего не можешь, потому что боишься