Горец

Непривычно теплый ветер трепал волосы Горца. Он был уже далеко, но, казалось, пепел родных поселений еще кружил в воздухе, таял гарью на губах, наполнял ядом ноздри, а позже — сердце. Яд — это ненависть. Месть — лекарство. Молодость, горячность и физическая сила требовали вернуться немедленно, но ум говорил — рано: он не готов. Он не справится один, каким бы сильным себя не считал.
На ровной дороге почему-то слегка трясло. Горец, очнувшись от тяжких мыслей, обругал себя: нельзя заставлять лошадь так долго скакать без воды и отдыха. К счастью, совсем скоро в поле зрения появился небольшой трактир.
— Прости, старушка, — Горец погладил лошадь, — пей, отдыхай.
Лошадь по-человечьи, устало вздохнула, переступив копытами, и тряхнула головой — «слезай, хозяин, дальше не везу». Что ж, остаться на ночь в уютном (как он надеялся) месте — это совсем неплохо.
Трактир оказался довольно скромным на вид, но чистым и аккуратным. Горец располагал деньгами, но сумма его удивила.
— За простую комнату на ночь? — губы изогнулись в мрачноватой ухмылке, — видимо, вы добавляете золотую пыль в умывальни?
— В эту сумму включены ВСЕ удобства, — женщина за стойкой многозначительно вскинула брови, — Вы ведь долго были в пути…
Горец кивнул, хотя с дороги его устроила бы и самая обычная кровать, лишь бы без насекомых. Он тяжело протопал по ступеням наверх, в комнату, которую только что оплатил.
Девушка — видимо, работница трактира — набирала огромный ушат. Горячий пар, пахнувший смолой, действовал умиротворяюще.
— Все готово, Господин, — сказала девушка и вскоре как будто растворилась в пространстве. Их специально обучают быть невидимками?
Впрочем, пять минут спустя Горец уже не думал ни о чем, просто отдыхая в горячей воде. И вдруг, как гром среди ясного неба — руки на его шее. Горец вмиг понял — оставаться в трактире было опасно: его легко выследили. Надо сделать хоть какую-то попытку вскочить, спасти себя если не от смерти, то по крайней мере от такой унизительной смерти — плавать с перерезанным горлом в ушате.
С искаженным от ярости лицом от обернулся, интуитивно готовясь ударить, и… увидел перед собой испуганное личико служанки.
— ЧТО? ТЫ? — прорычал он, — делаешь?
— Я… я…
— Ты напугала меня!!
— Я? Вас? — она недоверчиво покосилась на его огромную фигуру. Ситуация и вправду оказалась комична: он испугался девчушку, чья шея была по ширине с его запястье.
Девушка испуганно покосилась на Горца, но вытащила из воды губку и продолжила легко скользить ею по его шее (ну что ж, раз так принято), животу (хм…) и, наконец, спустилась ниже. Горец вдруг понял, что означали слова женщины «в оплату входит все». ВСЕ, включая живой товар. Ему стало противно.
— Нет, — он грубо оттолкнул от себя руку девушки. Она снова выронила губку, — я не нуждаюсь в твоих услугах, уходи!
Он глубоко вздохнул. Застигнутый врасплох движениями ее рук, он против воли почувствовал желание. Пусть проваливает, пока оно не стало сильнее.
— Вы… хотите, чтобы я ушла? — слабо спросила она.
Горец обернулся. Девушка выглядела странно. Она вся съежилась, как будто старалась защититься от возможного удара.
— В-вы в-ведь ск-казали, что вам нужна женщина, — она говорила через силу, — н-на эту н-ночь… Господин, прошу Вас, — она рухнула на колени у его ушата и прошептала, — если я Вам не совсем противна, не прогоняйте меня! Они… они…
Она судорожно всхлипнула и вдруг сказала спокойнее:
— Я чистая, не подумайте. У нас с этим строго. Кожа, волосы. Вот, — она вытянула руки, — и ногти я почистила.
Почему-то эти вытянутые вперед руки тронули Горца. Он выбрался из ванной, замотался в полотенце и присел рядом со скрючившейся в отчаянии девушкой. Она сделала едва уловимое движение — как будто старалась отодвинуться от него.
«Она боится, — подумал Горец. Она не хочет и боится меня, но еще больше боится попасть внемилость».
Он резко стянул ее свободное платье, оголяя плечо. И не ошибся — синяки покрывали каждый сантиметр кожи.
— За что тебя так? — спросил Горец.
Девушка, видимо, много выстрадала. Она научилась молча терпеть унижения, но искреннего участия вынести не смогла. Она разрыдалась. Но даже плакала она, зажимая рот кулаком. Горец ненавидел слезы.
— Я заплатил ВСЮ цену, это означает, что в нее входишь ты. Ты останешься со мной всю ночь и выполнишь все, что я хочу. Если ты докучаешь мне слезами или по другой причине не понравишься, тебя за это накажут. Я все уяснил верно? Не реви. Кивни, если да.
Она кивнула. Лицо у нее было белым.
— Ты здесь давно?
— Д-да м-месяца и три дня, — прошептала она.
Горец мрачно кивнул. Синяки свежие. Это означает, что за эти шестьдесят с лишним дней это хрупкое создание все-таки не сдалось. Девушка боролась, и за это ее били. Теперь в ней почти не осталось сил.
Горец уважал тех, кто сражается. И чем меньше этот кто-то ростом, тем больше он заслужил уважения.
— Что ж… значит, ты останешься. Ложись, располагайся. Я вымоюсь и приду.
— Я…
— Нет, я сам. И не зови меня «Господином» — за это я точно тебя выгоню.
— Хорошо, Госпо… нет, простите, я должна вас так называть, — прошептала она и растеряно попятилась к кровати. Горец снова полез в воду. Девушка в страхе взглянула на него и отвела взгляд.
Она не понимала этого огромного сурового человека. Почему он спросил ее про побои? Почему вдруг отнесся к ней немного по-человечески?
Она помнила тот страшный день, когда отец приволок ее сюда, отдал за долги, как тряпку. Первую дочь он любил, вторую воспринял как ошибку — ждал сына. Третью же попросту возненавидел. Чума унесла мать и сестру, старшая вышла замуж. Больше обуза отцу была не нужна.
Ей практически ничего не объяснили. Абигейл, смотрительница заведения, сказала, что так дороже продаст «товар» — чистую, ничего не знающую девушку.
«Покупателем» оказался немолодой грубый мужик с красным лицом. Он заставил ее раздеться, потом ходить по комнате, а в это время лежал голым на кровати и рассматривал ее. Потом сказал:
— Ложись рядом и раздвинь ноги.
Она затряслась, как осиновый лист. Тогда он потащил ее на кровать, ногами раздвинул ее ноги, сильно вцепился в волосы. Она закричала. Было больно и противно, но, к счастью, быстро. В тот день, она не знала почему, на нее буквально спустили мужчин, как диких собак на лису. Наверное, чтобы сломать. Это сработало. Больше половины ее веры в лучшее, в людей — погибло. Мужчины стали для нее похотливыми животными, отдающими унизительные приказы и получающими от этого удовольствие. Не сразу она поняла, что сопротивлением только подогревает интерес самых низких из них.
— О… мне нравятся дикие кобылки, — говорил мускулистый загорелый приезжий, — жаль, что тебя уже объездили.
Он с силой пригнул ее к кровати и говорил:
— Мм… но трахать тебя все равно приятно, вот так, — он двигался так резко и сильно, что было больно.
— Не будь как пень! Кричи, детка! — он впивался ей в бока ногтями, — кричи, сука! Громче! О, дааа…
И вдруг он сделал то, что повергло ее в новый ужас — сунул палец ей в попку.
— Нет! — взвизгнула она.
Он прижал ее еще сильнее, и стало совсем паршиво. Он входил в нее медленно, наслаждаясь мольбами и криками.
— Я у тебя здесь первый, да? Какая ты узенькая, моя лошадка… Ну, поскакали!
Постепенно она научилась громко стонать и делать то, чего они хотели. Так было легче, ее меньше мучили. Но оплеванная душа болела сильнее, чем тело.
— Как тебя зовут?
Она вздрогнула так, что сама удивилась. Как можно было не заметить приближения такого большого человека? Невольно она задержала взгляд на его члене. Возможно, с точки зрения пропорций он был средним, но ведь наяву — гигант. Обещание боли. Она судорожно сглотнула и, сняв платье, покорно вытянулась на кровати. Лучше уж быстрее. Иногдаей везло и мужчины, уставшие после долгой дороги, сразу засыпали, сделав свое дело.
— Прохладно, — сказал гигант и набросил на нее простынь, — как тебя зовут?
— Мария, — сказала она.
— А меня Дэрен. И я тебе кое что скажу. Ты можешь пинать меня ногами или просто лечь спать. Делай что хочешь. Но «господином» меня звать не надо. Мои близкие люди сейчас в рабстве, я не могу слышать это. Поняла?
Мария, как загипнотизированная, кивнула.
Горец придвинулся к ней, и Мария вздрогнула. Возбужденные мужчины всегда набрасывались на нее, и она не могла понять, почему сейчас этого не происходит.
— Я умею держать себя в руках, — сказал Горец, — и я никогда не ударю женщину. Я не сделаю тебе больно. Ты можешь поверить?
Мария всхлипнула, по щекам покатились слезы. И вдруг этот огромный мужчина прижал ее к себе. Она плакала, лежа лицом на широкой горячей груди.
— П-простите, я… я…
Она икала и не могла успокоиться.
— Мария, — попросил Горец, — у тебя есть массажное масло?
Она растерялась.
— У меня есть масло, я им иногда мажу волосы… чтобы они были мягче.
— Принеси его.
Мария сбегала в свою комнату и принесла бутылек с оливковым маслом.
— Ложись, — сказал Горец, — нет, на живот.
Ответом ему служили огромные, полные ужаса глаза.
Горец аккуратно приложил ладонь к ее щеке:
— Я обещал, что не обижу. Помнишь?
Она кивнула и легла на живот. И почти сразу попала в самый сладкий плен, который когда-либо испытывала. Сильные теплые руки скользили по ее телу, легко надавливали, проводили вдоль, и это было чудесно. Мария тихонько замурлыкала.
— Нравится? — спросил Горец.
— Да, — тихо сказала она.
Он гладил ее возле ушей и даже на подушечках пальцев рук, а потом легко, как пушинку, переверну ее и провел ладонью по груди.
Мария замерла. От этой ладони к животу как будто побежали маленькие горячие ручейки, а когда ладонь спустилась к животу, эти ручейки, как змейки, свернулись еще ниже.
Сначала ей было неловко и страшно, но легкие движения продолжались, лаская и успокаивая. Мария открыла глаза и посмотрела на сосредоточенное лицо Горца. Оно не было красивым. Скорее — мужественным. Крупные, отточенные черты лица, упрямый подбородок, суровая складка между бровями. Прямой нос. Блестящие черные глаза.
Она встретилась с ним взглядом. В глазах Горца полыхало желание. Сдерживать себя ему было трудно, но он это делал. Ради… нее?
Ей хотелось поблагодарить его. Она вспомнила, как когда-то давно мама гладила отца по щеке. Мария протянула руку, коснулась щеки Дэрена и запустила руку в его густые волосы.
Он сдавленно застонал и, приподняв ее за подбородок, поцеловал.
Мария оторопела. Никто не целовал ее. По крайней мере, это нельзя было назвать поцелуями. А сейчас ей самой хотелось ответить. Она сама не знала, что произошло: как будто в ней щелкнул переключатель — отключился страх, а тело отчаянно прильнуло к тому, что обещал ему защиту и ласку.
Горец удивленно распахнул глаза. Эта несчастная забитая девушка вдруг превратилась в изящную сильную пантеру, она льнула к нему, часто дышала и утыкалась носом в его плечо.
— Не бойся смотреть на меня, — постарался он сказать мягко, но голос не слушался и стал хриплым.
— Я не боюсь, — пробормотала она, — я просто… не знаю…
— Все хорошо, — широкая ладонь скользнула ей между ног. Мария сжалась, но лишь на секунду, такого она не испытывала еще никогда. Тепло. Приятно. И непонятное желание большего. Она жалобно застонала.
— Скажи, ты хочешь? — хрипло спросил Горец. Она непроизвольно двигала бедрами навстречу его пальцам, — скажи мне.
— Да, — сказала она, и Дэрен быстро оказался сверху. Она не успела испугаться, его губы уже двигались по ее губам, а горячий член легко скользнул в нее.
Мария громко застонала. Дэрен двигался осторожно, но его размер не причинял Марии боли, она чуть не плакала от удовольствия.
— Мнекажется, я сейчас сгорю, — испуганно шептала она.
— Обними меня, — властно сказал Горец и тут же добавил, — пожалуйста, обними крепче. Заставь меня все это забыть…
Эта фраза, сказанная в забытьи наслаждения, неожиданно глубоко проникла в сердце Марии. Может, она всю жизнь будет никому не нужна, но сейчас этот человек просит ее его обнять. По приказам грязных ублюдков она раздвигала ноги и делала другие вещи, так почему она не может доставить удовольствие тому, что его заслужил?
— Что с тобой? — Дэрен почувствовал ее зажатость, — давай прервемся, просто полежим. Я сделал тебе больно?
Мария, неожиданно для него и себя самой, перекатилась на него и стала целовать все, до чего могла дотянуться: углубления между мышцами, грудь, живот. Нерастраченная нежность вскипела в ней, как водопад, и всю ее она хотела отдать Горцу.
Когда она нежно прикоснулась губами к его члену, он не смог сдержать стон и запустил руку в ее волосы. Мария думала, что ей будет противно, но гладкая солоноватая кожа была для нее как лакомство. Почему этот человек так непохож на других?
Горец нежно отстранил Марию от себя, притянул вверх и поцеловал.
— Спасибо, — сказал от в ответ на ее недоуменный взгляд, — но сначала ты.
Она не поняла, что он имеет в виду. Сначала она… что?
— Что мне сделать? — спросила она.
— Просто расслабься, — он потянул ее на себя, придерживая за бедра. Мария с удивлением поняла, что находится сверху. Разве так… можно?
На этот раз ощущения были другими. Она могла сама решать, когда замереть, когда впустить член глубже, еще глубже…
— Ооо, — прошептала она, — о, Боже!
Горец обхватил ее за ягодицы, с силой насаживая на себя. Мария склонилась к самой его груди, снова и снова целовала его шею, плечи, и что-то бессвязно бормотала. (Эротические рассказы) Вокруг был только он: терпкий аромат кожи, словно кора неизвестного дерева, большое горячее тело…
Дэрен поймал губами ее сосок и целовал, слегка покусывая, затем другой. По телу бежали молнии, а из головы, наконец, ушли все плохие мысли. Марии казалось, что она исцеляется от страшного недуга.
Когда он снова оказался сверху, она обхватила его спину руками.
— Мне нравится, как ты стонешь… ты такая горячая…
От его слов змейки в животе свернулись еще теснее, прижались друг к дружке и Марии стало страшно. Но не так, как всегда: ей показалось, что она стоит на краю обрыва и вот-вот сорвется.
Горец почувствовал ее смятение и стиснул зубы. Сейчас нельзя было менять темп, хотя ему очень хотелось сделать его бешеным. Но тогда он бы спугнул ее удовольствие. Он двигался так же, нежно целуя ее шею и грудь.
— А-а-а… — Мария непроизвольно вцепилась в его спину ногтями, и Дэрен перестал себя сдерживать, набирая темп и изо всех сил прижимая Марию к себе. Ее громкий сладостный стон подтолкнул его к собственной разрядке. Он крепко обнимал ее, и уже ни за что не смог бы ослабить хватку и думать, не больно ли ей. Огромные счастливые глаза были свидетельством того, что больно ей не было. Дэрен расправил скомканную простынь и накрыл Марию, а она тут же свернулась калачиком возле него. Горец опустил голову на подушку. Испытанное наслаждение перетекло в приятную расслабленность. Он бы сразу провалился в сон, если бы что-то не капнуло ему на руку. Он открыл глаза. Мария лежала и беззвучно плакала.
— Что такое? — спросил он, — тебе плохо?
— Нет.
— Больно?
— Н-нет, — Мария спрятала лицо у него на груди, — Госп… Дэрен, пожалуйста… возьмите меня с собой.
— Что?
— С собой — туда, куда вы едете.
Наконец ее просьба пробилась сквозь сонное сознание. В этом вопросе надо было быть жестким.
— Нет. Ни в коем случае. Тебе нельзя со мной.
— У вас есть жена?
— Нет.
— Любимая женщина?
— Больше нет.
— Возьмите меня с собой!
— Нет. Это опасно. Я еду убивать, и сам не слишком надеюсь остаться в живых. Но я должен попытаться все