… Придет весна, и зацветут сады
И птицы взмоют в поднебесье.
И цепи рухнут, и рабы
Подхватят радостную песню!..
(Старинная баллада)
ПРОЛОГ
Со страшным лязгом распахнулись тяжелые обитые кованым железом ворота. Сразу две створки! Огромная толпа, согнанная к высоким стенам дворца и гудевшая, как разворошенный пчелиный улей, стихла и замерла. Все знали: если открылись обе створки, значит, состоится казнь.
На площади возвышался сколоченный прошедшей ночью эшафот с толстым колом, укрепленным в середине. Кол был тщательно заточен и смазан маслом. Палач огромного роста, одетый лишь в широкие красные шаровары, заправленные в высокие сафьяновые сапоги с загнутыми к верху носками, стоял рядом с помостом, сложив могучие руки на не менее могучей лишенной волосяного покрова груди.
Начисто выбритая голова его была гордо поднята к небу, словно он испрашивал у Всевышнего разрешения на выполнение своих обязанностей.
Прозвучал гонг, возвестивший о прибытии покорителя города, непобедимого и великого эмира Махмуда. Толпа зарокотала, и солдаты личной гвардии, свистя нагайками и орудуя длинными копьями, принялись усмирять людей, осмелившихся роптать.
Но сегодня никого не хватали и не тащили в подземелье. Сегодня Махмуд был благосклонен к порабощенному народу и приготовил ему превосходное, по его мнению, развлечение — казнь самой красивой и самой непокорной девушки города, которую ему так и не удалось превратить в ничтожную рабыню.
Это было неслыханно! Эмир Махмуд пустил в ход всё своё коварство, всю хитросьт, на какую только был способен. Он был с ней ласков и жесток, осыпал богатствами и пытал огнем. Но всё напрасно. Ариана не покорилась и не признала его, завоевателя сотен городов, своим властителем. И теперь Махмуд, потеряв терпение, решил разделаться с красавицей.
Главный звездочет и толкователь древних писаний Мусса Хазми, рискуя своей жизнью, не раз предостерегал эмира не идти против своей судьбы.
— Не делай этого, о, мой повелитель! — говорил он, склоняясь до земли, — В день, когда ты решишь пролить кровь Арианы, звезды отвернутся от твоего светлого лика! На землю упадет комета, и ты погибнешь в её смертоносном огне!
Но Махмуд не поверил старцу и повелел заточить его в самую глубокую темницу. Он не казнил астролога только лишь потому, чтобы тот своими глазами увидел, как велик и могущественен его хозяин, как он не боится всяких там летающих камней.
И вот этот день наступил. Махмуд медленно взошел на балкон своего дворца, окинул площадь презрительным взглядом и чинно сел в кресло, вырезанное из черного дерева и инкрустированное золотом и перламутром, приготовленное специально для него.
Махмуд был третьим и самым младшим сыном шаха Ахмета. После смерти отца, когда на трон взошел старший сын Селим, Махмуд не стал дожидаться, пока его задушат собственные охранники-мамлюки, как это случилось с его средним братом Кафаром, а быстро собрал войско из преданных ему людей и отправился завоевывать Мир.
В походах он показал себя превосходным полководцем и изощренным садистом. С врагами и непокорными он расправлялся, не зная жалости. Целые селения исчезали в огне. Целые рода погибали от его руки. Но Махмуд не думал останавливаться.
— Когда я завоюю все земли, — надменно говорил он своим визирям, — Я стану таким же могущественным, как и мои предки. И тогда посмотрим, кто из нас будет управлять Миром — я или мой ненавистный брат, стремящийся к благоденствию и счастью своих рабов!
Эмир Махмуд сидел в кресле, одетый в богатый вышитый золотом халат и белоснежную чалму, украшенную огромным опалом в золотом обрамлении. Ноги его были обуты в изящные сапоги, так же расшитые золотом. Рядом с повелителем на маленьких подстилках на коленях стояли четыре его любимые рабыни. Девушки были полностью обнажены. Их запястья и лодыжки обхватывали широкиепозолоченные браслеты, соединенные между собой тонкими цепями. На изящных шеях невольниц блестели широкие ошейники, цепи от которых тянулись к большому кольцу, ввинченному в подлокотник кресла.
За владыкой, держа в руках огромные палаши, стояли янычары, зорко следя за произходящим и готовые в любую секунду броситься на защиту своего хозяина. С обеих сторон от трона на некотором расстоянии, согнувшись в почтенном поклоне, стояли министры-визири. Всё было готово к проведению казни. Не хватало только самой виновницы — прекрасной и непокоренной Арианы, дочери Великого Магистра Свободного Братства, казненного на этой же площади после захвата города.
Махмуд медленно, словно издеваясь над толпой, поднял вверх правую руку. Раздался грохот походных барабанов и блеяние труб. В темном проеме ворот появились солдаты эмира с копьями и ятаганами. Встав по обе стороны, они образовали широкий проход от подземелья к эшафоту.
Трубы смолкли. Под трескучую барабанную дробь четверо янычар вывели из каземата высокую обнаженную девушку, тело которой было сплошь покрыто кровавыми ранами. Белокурые волосы, достававшие до поясницы, были спутаны и висели, как вылезшая из щелей старая пакля. Но в огромных серых глазах её не было страха. Дочь Великого Магистра смотрела спокойно и гордо.
Руки Арианы были туго связаны за спиной крепким сыромятным ремнем, ноги закованы в тяжелые кандалы. Рот красавицы был заткнут кожаным кляпом в виде раздавленного помидора и закрепленным на затылке шнурками. Девушку вели на поводке, пристегнув его к широкому железному ошейнику. Янычары то и дело дергали этот поводок, принуждая пленницу резко подаваться вперед.
Подведя осужденную на казнь к эшафоту, они остановились и замерли, подобострастно взирая на балкон.
— Освободите ей рот, — приказал Махмуд, — Я желаю поговорить с ней.
Когда конвоиры выполнили приказ и силой принудили встать девушку на колени, Махмуд, криво улыбнувшись, сказал:
— В последний раз я спрашиваю тебя, ничтожная, согласна ли ты покориться мне и стать моей рабыней?
— Никогда! — Ариана гордо подняла голову, — Слышишь, тиран и убийца, никогда! Пусть я сегодня умру, но завтра и твоя власть кончится! И больше никто не будет свободных людей превращать в рабов! А ты сдохнешь, как собака! Я проклинаю тебя, шакал!
Девушка метнула злобный взгляд на Махмуда и вдруг плюнула в его сторону. Побагровев от хлости, он даже онемел на некоторое время.
— Заткните ей пасть! — заорал эмир, — И приведите звездочета!
Солдаты бросились исполнять приказ владыки, и очень скоро из подземелья вытащили худого старика в лохмотьях и бросили на каменную площадь. Махмуд, нагло улыбнулся и прогремел:
— Ну, что, старик? Ты предрекал мне смерть! Сейчас есть возможность проверить правдивость твоих слов!
На площади опять нависла зловещая тишина. Махмуд Встал со своего кресла и подошел к перилам балкона, на котором был установлен его трон.
— Перед тем, как ты сдохнешь, — он ткнул пальцем в сторону девушки, — Я желаю тебе сказать. Рабство — основа жизни. Только, если есть рабы, человек может считать себя властелином! Рабство было, оно есть, и оно будет. И будут рабыни так же, как и теперь, лизать своему господину ноги, так же будут с улыбкой сносить его побои. Красавица, закованная в цепи у ног своего повелителя — вот, что такое власть! Вот, что…
Внезапно по площади пронесся страшный гул, такой сильный, что задрожали стекла в окнах. Старик-звездочет, собрав последние силы, поднялся на колени и воздел руки к небу.
— О, Небо! — заголосил он тонким голосом, — Вразуми этого безумца! Молю тебя!
— Замолчи, глупец! — оборвал его Махмуд, — Кто может тягаться со мной?
— Я! — словно гром, раздался зычный голос, — Я! Фром! Сын Великого Магистра!
— Вытри молоко с губ! — расхохотался эмир, — Ты мне не интересен. Убирайся! Я с юнцами не во…
Длинная чернаястрела, тонко пропев в воздухе, вонзилась в чалму Махмуда. Две другие прошили горло охранников, стоявших … возле Арианы. На площадь выбежали солдаты, но стрелы в один миг свалили их на землю. На площади началась суматоха. Это горожане начали набрасываться на янычар и голыми руками душить их, бить тяжелыми палками, круша ребра, ломая черепа.
Несколько смельчаков, подлетев к пленнице, подхватили её и, прикрывая своими телами, вынесли с площади. Другая группа утащила старика.
Рабыни, не пулучив разрешения от господина кричать, пали ниц, а визири сгрудились около узкой двери, пытаясь найти укрытие за толстыми стенами дворца. Но лишь один человек сохранил спокойствие. Палач Аман так и остался стоять на помосте, сложив руки на груди.
— Эй, эмир! — снова раздался голос, — Будь мужчиной! Выходи на площадь. Сойдемся в честном бою!
Махмуд медленно спустился по боковой лестнице, держа в руках тяжелый палаш. Он уже был без халата. Последовавшая за ним охрана была остановлена градом стрел. Эмир посмотрел вокруг, но никого не увидел. Разведя руки в стороны, он громко рассмеялся и заорал:
— Где же ты, мой юный герой? Я жду тебя! Или я должен драться с твоей тенью?
Из ворот дворца, расталкивая очумевшую стражу, вышел рослый молодой человек, держа в руке длинный меч. Его русые, как и у сестры, волосы спадали на широкие плечи, Такие же серые глаза смотрели на противника гордо и спокойно.
Подойдя к Махмуду, он остановился, расставив ноги и подняв над головой своё оружие. Не поворачивая головы, он крикнул:
— Аман! Если хочешь жить, уходи! Мне рабы не интересны! А ты — мерзкий раб мерзкого господина.
Палач сорвал с головы алую повязку и швырнул её в лицо своему повелителю. Обхватив огромными ручищами торчавший из помоста кол, он с силой рванул его вверх. Огромное бревно, как тростинка, выскочило из пазов и полетело на камни площади. Сплюнув, Аман легко соскочил с эшафота и широкими шагами направился в сторону дворца.
Махмуд перестал улыбаться. Пожалуй, в первый раз в жизни ему стало страшно. Подняв глаза к небесам, он что-то начал бормотать. Потом резко прыгнул в сторону и замахнулся палашом. Юноша, легко отразив удар, оттолкнул эмира, но сам нападать не стал.
— Вставай, — спокойно сказал он, — Бери оружие и сражайся.
— Я раздавлю тебя, как клопа! — взревел эмир и снова сделал выпад.
Длинный двуручный меч, как масло, пронзил живот Махмуда. Тот замер, еще не поняв до конца, что произошло. Молодой человек выдернул клинок и, размахнувшись, сильным ударом снес голову противника.
Обезглавленное тело глухо рухнуло на камни. Из раны вязкой жижей потекла темная кровь. Юноша брезгливо посмотрел на поверженного тирана, пихнул его в бок и ушел с площади под громовые крики толпы.
Ариана, подлечившись и окрепнув, по решению старейшин вступила в управление городом, а её младщий брат Фром советом Свободного Братства единодушно был избран Великим Магистром. И правили они долго, созидая и преумножая богатства своих владений. Ариана, заключив выгодные союзы с правителями соседних городов, дала основу для создания государств, тем самым охладив пыл ненасытных захватчиков, жаждавших поработить другие народы.
Первым при вступлении Арианы на управление города стал указ, навсегда отменяющий институт рабства, который был встречен всеми жителями с большим воодушевлением и радостью. После утверждения этого закона правительница получила официальное имя Ариана-Освободительница, чем она очень гордилась.
Фром проявил себя, как мудрый и справедливый управитель Братства и был именован, как Фром-Мудрый.
(Выдержка из летописи)
Крушение надежд
— Девки! — крикнула высокая дородная блондинка, — Списки уже вывесили! Айда смотреть!
Шумная ватага девушек направилась к стенду, к тому времени уже облепленному со всех сторон жаждущими узреть свою фамилию в числе принятых винститут.
Тина несколько раз пробежала глазами ровные ряды счастливцев и отошла в сторону. Её фамилии в списках не было. Рухнула последняя надежда вырваться из грязного провинциального городка, из дома, где вся жизнь была подчинена единственной цели — достать деньги любым путем, пусть даже идущим в разрез с законом.
Мать Валентины, властолюбивая и жадная до отвращения женщина, рано оставшаяся без мужа, скорее всего, по собственной инициативе, занималась челночным бизнесом. Сама она, правда, уже давно не ездила за товаром, а сколотила бригаду и теперь стригла купоны с каждой партии барахла и этим жила.
Целыми днями с раннего утра и до позднего вечера она торчала на вещевых рынках, зорко следя за сбытом. Улаживала конфликты с конкурентами, унимала недовольных покупателей, одним словом, вертелась, не упуская даже малейшей возможности урвать кусок пожирнее.
Тине дапно не нравилось такое ремесло, и девушка с нетерпением ждала окончания десятилетки. Всё свободное время она пропадала в городской библиотеке, готовясь к вступительным экзаменам. И вот все её старания пошли коту под хвост. Тина даже поёжилась, представив себе, что её ожидает дома. Ведь уехала она без спроса, прихватив из комода деньги. Сумма, вообще-то, была не такая уж большая, но мамаша тряслась над каждой копейкой. Так что, и за эти гроши девушка получила бы разнос по полной программе.
— Что, подружка? — к Тине подошла размалеванная, как клоун, девица в открытой майке и короткой джинсовой юбке, — Пролетели мы с тобою, как фанера над Парижем. Что делать-то будем?
— Не знаю, — девушка опустила глаза, — Мать меня убьет.
— Ну, положим, не убьет, — ехидно улыбаясь, заявила девица, — Скорее всего, отрабатывать заставит. С «челноками» за шмотками отправит, а потом на рынок пристроит. Тоже не сахар, но с баблом будешь.
— Что ты несешь, Алька? — возмутилась Тина, — Мамашу мою не знаешь? У неё снега зимой не выпросишь. Она все деньги прикарманивает.
— Так уж и все, — не поверила Алина.
— Помнишь, мы с тобой прошлым летом в колхоз ездили?
— Помню, — разулыбалась раскрашенная подруга, — Я там классно оттянулась с местными мальцами. Культурки, правда, у них маловато было, но трахались они здорово!
— А куда ты заработанные деньги дела? — раздраженно спросила Тина.
— Куда? — девушка расхохоталась, — Шмоток прикупила и погуляла вволю. А то ты не знаешь?
— Вот именно, — Тина горько усмехнулась, — А я их даже и не видела. Бухгалтерша все бабки мамаше передала и в ведомости за меня расписалась. Я даже не знаю, сколько там причиталось. А ты что делать собираешься?
— Не знаю пока, — весь энтузиазм Алины сразу куда-то улетучился, — Мои, сама знаешь, тоже по головке не погладят. Они тихие и вежливые, когда деньги у родственников клянчат, а потом их вежливость испаряется. Только с бутылками обходительные, когда их опустошают или сдавать несут.
Подруги замолчали и, горько вздыхая, уставились себе под ноги. Возвращаться домой им совсем не хотелось.
— У тебя деньги еще остались? — вдруг спросила Алина.
— На билет хватит, — ответила Тина, — А что? Ты свои уже все просадила?
— Нет. Пойдем, посидим где-нибудь, — предложила подруга, — У меня к тебе разговор есть.
Девушки вышли из институтского двора, огороженного высоким витым забором, и побрели по тенистому скверу. Тина, проходя по его аллеям, мечтала, что, когда она станет студенткой, обязательно будет здесь гулять после занятий, наслаждаясь тишиной и запахами цветов, или, устроившись на одной из лавочек, будет перелистывать конспекты.
— Наивная дура, — пробурчала она себе под нос.
— Кто дура? — остановившись, спросила Алина.
— Я, — Тина ткнула в себя пальцем.
— Понятно, — подруга подхватила её под локоть, — Еще посмотрим, какие мы дуры! У меня идея одна созрела.
Они уселись за маленьким круглым столиком под огромным красно-желтым зонтом