Борис Игнатьевич, конечно, не бедствовал, но жил скромно — на уровне сигарет Прима-Оптима и кофе Нескафе-классик. Короче говоря, в доме его было шаром покати. По крайней мере, в плане снеди. Поэтому он не без благодарности принял предложение Ирины заехать по пути в какой-нибудь магазин.
— Берите сразу два литра, — напутствовал Борис Олега, — чтобы по ночникам потом не бегать.
Дома он первым делом добрался до холодильника, извлек оттуда одинокую бутылку водки и радостно предложил выпить. Холодненькой. Олегу затея понравилась. Ирина от водки наотрез отказалась и открыла банку джин-тоника. Через полчаса, с улыбкой вручив Олегу фотоаппарат, она попросила:
— Сфотографируй нас, пожалуйста. На память, — подошла к Борису, встала перед ним на колени и расстегнула молнию на его брюках.
Через два снимка Олег, включив камеру в режим видео, начал комментировать происходящее:
— Нет. Ну, чем я не Стивен Спилберг? Да я даже круче его. Только ты это… Ир. Слышишь? В камеру-то иногда поглядывай. А то кому нужен твой затылок? Нет. Ты не подумай, затылок у тебя великолепен, но в порно что самое главное? Правильно — процесс проникновения. Вот ты уедешь, а Борька долгими зимними вечерами будет смотреть, как ты у него сосешь… а сосешь ты, надо отдать должное, красиво. Это я тебе говорю, как Спилберг… так вот. О чем это я? А. ну, да — будет он смотреть, дрочить и плакать. И что-то сомнительно мне, чтобы он плакал, глядя на твой затылок.
Олег снимал и, как мог, старался рассмешить друга и его пассию. Ирина сосала, смеялась, строила в камеру глазки, сосала и опять смеялась. (Специально для sexytales.org — секситейлз.орг) И только Борис Игнатьевич был непробиваемо серьезен. Как уличенный в хищении ящика ржавых гвоздей завхоз на собрании профсоюза железнодорожников. Похоже на то, что дядьку на старых дрожжах вштырило не по-детски.
Решили накрыть поляну. Ирина суетилась, резала колбасу, хлеб, сыр, доставала из банки малосольную селедочку, короче говоря, хозяйничала. Олег сервировал стол — ножи, вилки, бокалы. Борис Игнатьевич, как всякий уважающий себя философ, не делал ничего. Он глубокомысленно плевал в потолок, надев на себя маску мудака ступенчатого. Больные люди — эгоисты.
Однако, не секрет, что настроение пьяного человека подвержено перепадам, и через пятнадцать минут Борис снова был жизнелюбив, игрив и весел.
— Налей мне шампусика, — попросила Ира.
Борис Игнатьевич взял бутылку и неуклюже плюхнул из неё в бокал. Шампанское вспенилось и пролилось на стол.
— Зачем ты пьешь эту гадость? — чертыхнулся он.
— Свежие исследования показали, что шампанское положительно влияет на память человека, — вступился Олег за алкогольные предпочтения Ирины.
— Ну, да. Ну, да. А что уж тогда говорить о водке? Накатишь грамм эдак пятьсот и, не ровен час, начнешь цитировать Большую Советскую Энциклопедию. Наизусть, — Борис налил себе белой, выпил и замолчал.
Молчание затянулось. На горизонте забрезжил реальный малоприятный риск рождения мента. Прямо тут и сейчас — за этим самым столом.
— О чём ты думаешь? — спросила Ирина Бориса, чем, сама того не подозревая, убила ещё не рожденного младенца в милицейских погонах. Прямо в утробе его молчаливой матери.
— О том, что если бы Аннушка разлила своё масло в романе Толстого, а не Булгакова, то трагедия Карениной легко и непринужденно превратилась бы в фарс. Или две Анны в одном романе — это перебор?
— Не знаю.
— А и правда, чего ради заполнять такую прелестную головку всякой ерундой? Давай-ка лучше заполним её моим хуем. Ползи под стол.
Ирина слегка удивилась, но повиновалась. Олег, влекомый любопытством, наклонился и заглянул под крышку стола.
— Ну. И чего ты там не видел? — рявкнул Борис Игнатьевич, — наливай давай.
Олег налил. Они выпили.
— Хорошо сосёт? — поинтересовался Олег и закурил.
— На троечку. Но старается. Этого у неё неотнять.
— Ну, дык, у неё ещё всё впереди.
— И не только. Сзади тоже есть на что посмотреть. И пощупать. Хочешь погладить мою хуесоску по заднице?
Олег кивнул.
— Погладь. Разрешаю. Только это… без фанатизма.
Олег протянул руку и дотронулся до попки Ирины. Девушка инстинктивно прогнулась и застонала.
— Нравится, — констатировал Борис Игнатьевич, — ишь, как мычит, — и, заглянув под стол, поинтересовался: — эй, там, в оркестровой яме. Хочешь в два смычка, скрипачка?
Ирина посмотрела на хозяина и растерянно хлопнула ресницами.