24—28 июня 2001
«Елда двуглавая торчала,
Как герб российский, величава…»
И. Петенко
Наш князь Руслан был ё#орь знатный,
Любил е#аться день и ночь,
Хоть вид имел весьма отвратный,
Мог х#ем стёкла растолочь.
Он был в округе знаменитым,
Имев двуглавую елду,
И каждой даме именитой
Её засаживал в манду.
(Разворотил х#ём манду).
Желанье тешиться с п#здою
Не покидало ни на миг,
От вас, естественно, не скрою,
Он был внушительный мужик.
Когда садился на кобылу,
Кряхтела жалобно она,
Поскольку толстая х#ина
Висела сбоку от седла
И, как дубовая дубина,
Конягу била по бокам,
Когда Руслан — большой мудила,
Скакал е#ать придворных дам.
За день, пожалуй, штук по восемь
Он успевал оттрахать вдрызг,
Когда ж был трезв и озабочен,
Елду свою с тоскою грыз.
Е#ясь с сознаньем и по делу,
Снискал себе большой почёт,
Был обожаем без предела
Б#ядями этот обормот.
Узоры дивные рисуя,
Он спермой брызгал в потолок,
И на лепнине в форме х#я
Зацвёл воняющий цветок.
Волнуясь, ждали его б#яди —
Ну, что ж не едет этот чёрт —
И потупляли скромно взгляды,
Припомнив, как он их е#ёт.
Отъё# их всех во все их дыры,
К своим размерам растянув —
Ох, непоседливый проныра —
Туда, сюда — чуть не проткнув.
Чтоб меньше тратить на разъезды
Порой семейку всю е#ал,
Плевал на всякие инцесты —
И мам, и дочек ублажал.
Расставит рядышком всех раком,
Елдой погладит между ног,
И с маху всадит её в сраку,
Успеют только вскрикнуть «о-о-х!…»
Но дамам этого и надо,
Их п#зды сочные блестят,
Ждут с вожделением награды
И об пол матками стучат.
Бывали, правда и проблемы,
Когда вдруг чей-то вздорный муж
Не мог решить простой дилеммы —
Помочь е#ать, иль выпить пунш…
Руслан при том не обижался,
И возражений не имел,
Как воин быстро собирался,
И дальше кречетом летел.
Однажды, с е#ли возвращаясь,
Кемарил мирно он в седле,
Уставший х#й его, болтаясь,
Кобылу шлёпал по спине.
Но вдруг раздался голос грозный:
«Какого хрена прёшь, мудак?»
Продрал глаза — пердун навозный
Сидит, засунув х#й в кулак.
Руслан тут сразу обозлился:
«Пошёл с дороги, старый хрыч,
Совсем, ты, вижу, обдрочился,
Воняешь здесь, как дохлый сыч».
Тебе другого леса мало,
Где сперму грязную излить?
Заткни поганое хлебало,
Как смеешь князя ты хулить?»
Старик весь злобою налился:
«Ты на кого, пижон, попёр?
Опять до чёртиков напился,
Не видишь, кто я? — Черномор!»
Руслан от страха обоссался,
Он сказки Пушкина читал,
И щас припомнить постарался,
Как там мудак один летал,
Ещё — до девок был охочим,
И даже вые#ал одну,
Хоть не хотела она очень,
Он бородой пролез в манду.
Тут кровь в Руслане возыграла:
«На девок заришься, козёл,
Мне самому их здеся мало,
Ещё с тобой делиться!? Пшёл!…»
Но дед не робкого десятка:
«Заткнись, неё#аный щенок,
Мне срать на здешние порядки,
Взгляни-ка лучше между ног».
Руслан взглянул и чуть не умер —
Замест елды висит шнурок…
А Черномор опять воркует:
«Теперь иди, е#ись, сынок…»
Забыл бедняга, что был магом
Е#учий этот Черномор
И раньше мог единым махом
Елдой свалить любой забор.
Залился князь наш громким плачем:
«Прости, родной, попутал бес,
Садись ко мне, вдвоём поскачем,
Здесь рядом б#ядь есть, через лес…»
Старик лишь только ухмыльнулся:
«Ты, что ж, е#учий таракан,
Зачем на деда золупися,
Тебе тут что ли ресторан?
Куда заехал ты с кобылой?
Теперь здесь вотчина моя…
Россия, верю, не забыла
Про красный х#й богатыря…
Твои мне б#яди все до сраки,
Таких е#ал я эшелон,
В их п#зды красные, как маки,
Свой хер засаживал, как лом.
Коли не веришь, щас узнаешь,
Сейчас побольше раздрочу…
Ведь ты совсем не представляешь,
Как я им в жопе ворочу».
Но туткобыла глаз скосила —
Змея ужалила за бок —
И аж от смеха подскочила,
Увидев княжеский шнурок.
Заржала громко, до упаду,
Но тут ей стукнуло в мозги:
Не будет больше ей услады,
Коня такого не найти,
Чтоб ей доставил наслажденье —
Хозяин лучше жеребца
Е#ал её почти с рожденья
Елду вдвигая вдоль хребта.
А чем теперь е#ать Руслану?
Обжёг мучительный вопрос —
Ведь он не сможет даже спьяну
Своим шнурком залезть под хвост.
Кобылу гневом подхлестнуло,
Восстала круто на дыбы
И старикашку п#зданула
Меж глаз копытом — рок судьбы…
Вокруг всё громко задрожало,
Пошёл огонь и грянул гром,
Гавном каким-то завоняло —
Руслан нос спрятал под седлом…
Деревья ветром покосились,
К земле припали, как кусты,
По небу молнии носились —
И князь насрал себе в трусы.
И в миг, замест навозной кучи
Шишак поднялся над землёй,
Завились пыли грязной тучи,
И всё накрылось, как п#здой.
Чем дальше в лес, тем интересней —
Вдруг из-под шлема вылез бес,
Он вид имел весьма чудесный —
Х#ями был обвешан весь.
Руслан раскрыл своё е#ало
При виде мерзости такой
И блеванул себе в забрало,
Плащом накрывшись с головой.
А бес запрыгал перед князем,
Держа х#и наперевес,
И домогаясь грязной связи,
В штаны руслановы полез.
Но тут Руслан, как тигр взъярился,
Рванул себя он за шнурок
И томным голосом взмолился:
«Не торопись, нежней, дружок…»
Кобыла ж, видя это дело,
Стоит ни жива, ни мертва,
И от стыда аж покраснела,
Услышав мерзкие слова.
А чёрт тем временем лютует,
Ему давно уж невтерпёж,
Руслана в жопу он целует
И х#ем пробует «крепёж».
А князь совсем размяк, бедняга,
И с грустью смотрит на сапог —
«Ведь надо ж стать такой бодяге,
Была б елда, а то шнурок…»
Он смог бы х#ем двухголовым
Рога все бесу отшибить
И той дубиною пудовой
Козлу хребтину перебить.
Но щас он вынужден смириться,
И завязав шнурок узлом,
Х#ями беса насладиться,
Уткнувшись в землю потным лбом.
Заплакал князь от тяжкой доли,
Поскольку бес уже залез…
И стонет он от сладкой боли
На весь дремучий жуткий лес.
А чёрт е#ёт неугомонно,
Х#ёв на нём, как вшей в бомже —
Воняет спермою зловонно,
И бедный князь визжит уже.
Тут аж кобыла встрепенулась:
Ну как хозяина спасти?
Сама хвостом бы повернулась,
Да страшно очень, чёрт возьми…
Но долг её сильнее страха —
И повернувши к бесу хвост,
Так перданула всею сракой,
Что отлетел у чёрта нос.
Опять деревья задрожали,
Огонь и вонь, и проча хрень,
Но чары б#ядские пропали —
Присел Руслан на трухлый пень.
Прикрыл глаза — припомнить страшно
Какую муку претерпел,
Когда меж ног шнурок ужасный
Замест елды он вдруг узрел.
Но сквозь противные виденья
Он слышит чей-то нежный глас:
«Е#и меня без промедленья,
Хоть ты теперь и пидорас…»
Руслан разинул свои очи,
Дивясь, кого опять е#ать
Среди бессонной длинной ночи,
Когда так хочется поспать.
И в это «чудное мгновенье»
Явился «гений… красоты» —
Стояла шлюха в положеньи
Как раз для е#ли, сняв порты.
Была она под стать Руслану
И телом дивно хороша —
Получен в дар ей был от мамы
Огромный клитор в два вершка.
Как хер она его дрочила,
Зажавши крепко в кулаке,
И тёрла тёплым вазелином,
Качаясь голой в гамаке.
Она росла и хорошела,
В забавах балуясь с п#здой,
И так расширила все щели,
Аж залезала внутрь рукой.
Её прозвали «злое#учей»
В народе злые языки,
Ведь х#же гадины ползучей
Бывают наши ярлыки.
И Черномор, пердун вонючий,
Прослышав это, захотел
Её как следует отдрючить,
Но, как мы видим, не сумел.
И разозлившись, старый пидор,
Её в змею оборотил,
Оставив только чудный клитор,
Размер лишь вдвое сократил.
И вот, спасённая нежданно,
Онаувидела судьбу,
Устав от сладких ожиданий —
С двумя золупами елду!
И в благодарность за спасенье,
И в предвкушении утех,
Готова дать вознагражденье,
Не видя в этом тяжкий грех.
И дева робко подступает,
Клоня к золупам свой пробор:
«Меня Людмилой величают,
И ё# меня тот Черномор…
И хоть неплох был старый ё#орь,
Не мог он должного мне дать
И засыпал, как хрыч, меж бёдер,
Забыв, что надобно е#ать.
Но вот теперь опять свободна,
Как лебедь-птица или б#ядь,
И с кем хочу, когда угодно
Могу без удержу гулять…»
Руслан от радости опешил:
«Ты девка, чё, обожралась?
Коль так, сейчас тебя потешим,
Чтоб от услады усралась…»
Его багровые золупы
Блеснули гордо на свету,
К ним Люда жадно тянет губы,
И вот уже сосёт во рту…
Людмила ласково мурлычет,
Хоть рот растянут до ушей,
П#зда давно уж соком брызжет,
И дрожь по телу всё мощней.
Елда ж всё пухнет и крепчает,
Руслан хрипит, едва живой,
И, рухнув, с воплем изливает,
Как из брандспойта, сок густой.
Людмила с жадностью глотает
Пол-литра спермы дармовой,
И облегчённо воздыхает:
«Погладь мне попку, дорогой…»
А князю ж вовсе не до жопы,
Так сердце бешено стучит,
Дрожат все нервы, словно стропы,
И хер безжизненно висит.
Но наша милая Людмила
Желаньем пламенным горит —
Схватив елду со всею силой,
В свой анус всунуть норовит.
Так провозившись с пол-минуты,
Добилась цели наконец —
Сидит верхом, х#ём проткнута,
И в жопе пляшет молодец!
Тут князь немного оживился
И стал подмахивть елдой,
Аж пот по жопе заструился,
И Люда вздрогнула мандой.
Елда опять налилась кровью,
Приняв привычный свой размер,
И жопа Люды, как коровья,
Раздалась вширь, вобрав весь хер.
Людмила сладко застонала,
Весь х#й почувствовав в кишке,
И мелкой дрожью задрожала,
Скользя на нём, как на поршнe.
Она крутилась и скакала,
Вращаясь, как на вертеле,
И жопой яйца уминала,
Плещась в горячей малофье.
Руслан наш снова бездыханный,
Уже клянёт свою судьбу,
От этой е#ли окаянной
Готов топиться он в пруду.
Но до пруда ещё добраться,
А до п#зды рукой подать,
Так что приходится е#аться
И снова бабу ублажать.
Людмила — смелая бабища,
Схвативши зубками яйцо,
Всей расщеперенной п#здищей
Залезла князю на лицо.
Руслан едва не захлебнулся,
Вкушая сладостный нектар,
Но вдруг он чем-то поперхнулся
Во рту почувствовав пожар.
Людмилин клитор был размером
Не меньше, чем обычный х#й,
И щас, раздроченный тем хером,
Он жаждал сладкий поцелуй.
Уста Руслана разомкнулись,
Приняв сокровище, как дар,
И оба чуть не задохнулись,
Гася бушующий пожар.
Когда же клитор раскалился,
Руслан чуть горло не обжёг,
И так, родимый, возбудился,
Что влез елдой себе в сапог.
Людмила нервно рассмеялась:
«Ты что же делаешь, наглец,
П#зда моя не нае#алась,
А ну-ка, всунь в неё конец…»
Руслан, краснея от натуги,
Елду поглубже засадил,
Людмила ж слаще жаждет муки —
Чтоб х#ем матку ей пронзил.
Такое снилось ей ночами —
Пылал в п#зде её огонь,
И черти длинными х#ями
Крутили в ней, как вертелoм.
Вонзивши ногти в его спину,
Она пронзительно орёт:
«Пройди п#зду мне всю х#иной
Войди ей в рот через живот…»
Хоть он испробовал немало,
И переё# две тыщи баб,
Золупа в матку не влезала —
Такое мог лишь Эскулап.
Хоть бабы были то, что надо —
Поленом можно их е#ать,
Но не видал ещё той б#яди,
Способной в матку х#й вогнать.
Людмила ж требует упорно,
Желая всю себя отдать,
И вновь подпрыгнула проворно,
Чтоб х#й сквозь шейку вглубь загнать.
Едва не треснула золупа
Чуть не порвавшись на клочки,
Когда застряв в кольце упругом,
Хотела в шар ей проскочить.
Руслан застыл от изумленья,
Золупой чувствуя огонь,
И зарычал отвожделенья,
Поняв, что пройден Рубикон.
Да так задвинул от волненья
На всю длину свою елду,
Что у Людмилы потемнело
В глазах от боли, как в аду.
Людмила взвыла, завизжала,
Золупу в шар свой погрузив,
И каждой клеточкой дрожала,
Своё нутро разворотив.
Она уж вовсе шас не рада,
Что ей взбрело такое в ум —
Уж лучше в жопу два снаряда,
Чем в матку всунуть руськин х#й.
Но постепенно боль уходит,
Людмиле сделалось легко,
В себя она вполне приходит,
Приняв х#ину глубоко.
Да и Руслан немного oжил,
Золупы начал шевелить,
Теперь, действительно, похоже,
Что можно в матке х#й дрочить.
И наваливши на Людмилу
Свои почти что семь пудов,
Пошёл гонять по ней дубину,
Как ё# когда-то он коров.
Людмила радостно стонала,
Когда х#й в грудь её толкал,
И так п#здою сотрясала,
Что волком выл навзрыд Руслан.
(Что волком выл наш друг Русла)
Но наконец прорвало шлюзы,
И из огромного х#я
Вся сперма хлынула наружу,
Заполнив матку ей до дна.
Людмила дико заорала
От жара взбитой малофьи,
И так в восторге х#й зажала —
Едва бедняга не погиб.
Наутро князя откачали,
Зажили раны на х#ю,
И вместе дальше продолжали
Своё блаженство, как в раю.
Но как бы долго не кончали,
Всему приходит свой конец,
И возвращаются печали —
Любви той сказочной венец.
Так жил Руслан, е#я Людмилу,
А с нею всех других б#ядищ,
И воспитали чудо-сына,
Назвав его — Лука Мудищев!