Я потянулся на кровати. Эх… как хорошо. В голове всё еще кружились события прошлого дня. Каким же нужно быть идиотом, что бы вот так решить избавиться от Штуки. Мысль, казавшаяся мне вчера здравой, сейчас, после потрясающего секса с сестрой, была уже бредовой.
В моей голове крутились разные сценки и возможности, которые предоставит Гипноверб. В конце концов я заслужил это! Сколько пацанов не стоящих моего мизинца обладают тем, чем не должны. А я? Я ведь умный, хороший парень. И что, я вот так выкину подарок судьбы? Ну, уж нет.
Тут я почувствовал: что то не так. Огляделся. Вроде все как всегда…
И тут я увидел время. Пол одиннадцатого! Я опоздал! Опоздал на несколько часов, на проклятую контрольную!
Сбежав по лестнице, я сначала услышал, потом увидел маму, стоявшую за плитой. Оны была в садовом комбинезоне и футболке. Про себя я отметил что она, похоже, без лифчика.
— Ма! Почему не разбудила? Я ведь опаздываю!
Мама улыбнулась и махнула в мою сторону лопаточкой.
— Отдыхай. Мне ваша учительница позвонила с утра. Сказала, что в школе трубу прорвало. Пару дней у тебя еще есть на подготовку к контрольной. Ну, — мама задумчиво облизнула губы, — она так сказала. Так что сегодня можешь никуда не спешить.
Я оглядел ее. Грудь вот-вот прорвет лямки садового комбинезона, задница и линии трусиков выпирают даже через такую крепкую ткань. Катьки нет, она в университете. Дома только я и мама.
И Гипноверб.
Дрожа, я поднялся на верх, и натянул перчатку на руку. Включил её. Во рту пересохло. Застыл, потом выключил и снял.
Нет. Нет. Нельзя.
Но мой член уже стоял. Вот она возможность. Так хочется прикоснуться, так…
Я плюнул на всё, и вновь включив Гипноверб, побежал вниз на кухню.
« Интересно, — думал я — а что ощущает человек которого гипнотизируют»
Мой сын Денис вновь напялил эту дурацкую штуку на свою руку. Странная мода. Как там он говорил — Стрим Панк. Или Стим? Хотя, какая разница. У этой молодежи каждый день новая дурь.
Как-то он странно выглядит:
— Ты не приболел? — спросила я, — красный весь, глаза выпученные.
— Не ма, всё в порядке. Здоров как бык.
Действительно, что это я. Румяный и глаза красивые большие.
— Ма, отстегни лямки на комбезе. Они сейчас все тебе натрут.
Я глянула вниз на свою грудь. Да, Денис, был прав, лямки прям впивались в меня. Как же я раньше не замечала как они натирают. Наверно, пока в саду работала, натерли.
Я отщелкнула их и неприятные ощущения ушли. Правда, меня смутило, как моя грудь просвечивается сквозь белую футболку.
— Спасибо, сынок. — я взъерошила его волосы.
— А теперь подними майку.
У меня аж дыхание перехватило!
— Что? С его я должна это делать?!
— Ты моя мама. Мы сейчас изучаем биологию. Мне нужно увидеть всё в живую. Тем более ты мне самый родной человек, разве нет?
Я задумалась, не зная что ответить. Ведь он прав. Он уже видел анатомию человека в книгах, да и я его уже кормила грудью, много лет назад, так что…
Тут я увидела как он протянув ко мне руки, сказал:
— Не шевелись, ма.
И тут Денис оттянул майку, тяжелые шары налитых грудей выпрыгнули вперед, вырвались на свободу, покачиваясь прямо перед его лицом.
«Что я делаю?!», пронеслась мысль, стою перед сыном с голыми сиськами. Мне тут же захотелось запихать свои большие груди обратно под майку. Руки тут же отреагировали на эти мысли, взметнулись вверх, стараясь спрятать молочно-белые шары от его глаз.
Дениса, похоже, подобные мысли не посещали.
Он жалобно посмотрел на меня и сказал:
— Неужели мы стали далеки друг от друга, я ведь все еще твой сын. Почему то, что я видел много лет назад, я не могу увидеть сейчас? Я ведь могу видеть их. И ты мне их покажешь.
«Да, ведь он же мой маленький мальчик. Единственный мой сын. Почему я стала такая холодная к нему»
Несмотря на стеснение, я медленно убрала руки, вновь открывая грудь его взору.
Жалобная просьба вглазах сына сменилась неподдельным восхищением.
— Такие большие. Красивые.
Я чувствовала, как покраснела, но продолжала стоять перед сыном, выставив голые сиськи напоказ.
Денис смотрел, широко открыв глаза. Я чувствовала, как он ласково ощупывает взглядом молочно-белую кожу и большие розовые соски. «Это же мои сын. Кто я такая, чтобы запрещать ему смотреть на то, чем я его взрастила. Он не должен забывать.»
— Такие большие, — Денис улыбнулся и посмотрел мне в глаза, — это ведь для нас с Катькой они предназначены прежде всего? Материнские груди принадлежат сыну и дочери ведь так?
Преодолевая стеснение, я неуверенно кивнула. «Что за черт, для кого ж еще?», раздраженно подумала я. «Это ведь мой сын, в конце концов».
— Да, сынок. Для вас, конечно.
Тут Денис протянул руку и коснулся их. Сначала кончиками пальцев, легонько погладил их подушечками, а потом положил ладонь.
Меня словно пронизал разряд электрического тока. Так давно никто не прикасался ко мне. Только мой сын в прошлый раз. И я отругала его за то, что по праву его. Как я могла?
— Мам, они классные, — он снова посмотрел мне в лицо, и я видела в его глазах смесь жгучего любопытства и неприкрытого удовольствия.
Стыд вернулся, но теперь это был приятный стыд, ему хотелось поддаться. Окунуться в него головой. Я таяла от прикосновений собственного сына, даже сделала небольшой шаг вперед, подставляя большие голые сиськи его ласковым рукам.
Неожиданно Денис подошел ближе, практически прижался. Я почувствовала тепло, исходящее от сына. Ощутила его дыхание. Осторожно, словно боясь, он поднес губы к груди и поцеловал. Волна приятного тепла прошла по моему.
— Они ведь мои? Ты сама сказала.
— Да сынок, — мне было жарко и хорошо, немного кружилась голова. — они твои.
Но на этот раз сын буквально атаковали их. Он впились в сосок требовательными губами и принялся облизывать сосать и целовать его как жадный пылесоса, который невозможно остановить.
Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Ладони Дениса уже без всякой осторожности и застенчивости мяли мои сиськи. Мой сын постанывал от удовольствия. И в унисон с ними стонала я, без всякого стеснения подставляя мои голые полушария его губам и ладоням.
«Все-таки», подумала я, в очередной раз издавая тихий горловой стон, быть матерью — это потрясающе. Великолепно, просто обалденно, невероятно классно… Но тут сын оторвался от моей груди и спросил:
— Пойдем, ляжем в кровать?
С одной стороны, мне казалось, что в этом нет ничего плохого. С другой, я видела в этом что-то неправильное. Хотя… Что может быть неправильного в том, что женщина дает пососать грудь своему сыну?
— Ну, мам, давай ляжем, — протянул Денис.
По моему телу растеклась сладкая истома, я неожиданно почувствовала себя слабой и ранимой — наверно, такими были женщины, о которых пишут в любовных романах, те, кого принцы спасают от чудовищ.
Я улыбнулась.
— Хорошо. Пойдем.
Пока мы поднимались наверх. Воздух казался мне прохладным, он холодил напряженные соски, и им не хватало тепла. «Вот бы Денс снова согрели их своими ртом», — подумала я, подходя ближе к кровати.
— Как же я люблю тебя, мама! — воскликнул сын, когда мы легли.
Наклонившись, он ткнулся губами мне в шею, затем еще раз поцеловал туда же, на этот раз увереннее.
— Мам, мне кажется, — вдруг сказал он, — этот комбинезон для тебя слишком тесный.
Его пальцы коснулись язычка молнии, мальчик потянул ее вниз, она зашуршала, обнажая кожу.
— Что ты делаешь, — пробормотала я стыдливо, наслаждаясь прикосновениями рук сына.
Денис, нагнувшись, провел языком по коже, захватил губами сосок и вновь принялся тянуть, его словно пытась найти молоко, как когда то в дестве. Это было настолько приятно. Я закатила глаза от удовольствия, словно забыв, что второй рукой он …
расстегивает молнию комбинезона, всебольше выставляя напоказ мою нагую кожу.
Сын накрыл мои большие молочно-белые груди ладонью, сдавил их, сжал, покатал в руках. Наклонился, быстро провел теплым ласковым языком по одной, затем по другой, потом облизал обе сискьки сразу, задевая языком набухшие соски.
Я таяла и млела, наполнялась сладким чувством удовольствия, смешанного со стыдом.
Тем временем Денис неторопливо, но уверенно тянул вниз молнию комбинезона.
Молния с тихим «вжик» ползла ниже и ниже, ткань расходилась в стороны.
Мне казалось, что все происходит во сне. Хотелось лежать, отдаваясь ласкам собственного сына, подставляя тело его ладоням и губам. Но все же Денис казался мне слишком настойчивым, к тому же я испытывала стыд от того, что пальцы собственного сына так уверенно стягивают с меня одежду.
— Не надо, — тихо сказала я и накрыла его ладонь своей. — Не надо. Я тебе и так много позволяю.
Сын не послушался. Он мягко, но уверенно высвободил ладонь и потащил молнию еще ниже.
— Нет, — Я вновь попробовал сопротивляться.
Он оторвался от груди, посмотрел мне в глаза и скорчил недовольную гримасу.
— От твоего комбинезона землей пахнет. Фууу. Химией, удобрением.
Я принюхалась. Действительно, одежда пропиталась, мерзким запахом.
Пожалуй, запах не нравился и мне самой. Может, и на самом деле снять комбинезон?
— Мам, а я видел тебя в леотардах, когда ты еще выступала. И куча народа видела на соревнованиях. Так что ничего страшного.
А ведь верно. Я делала всякие кульбиты полуголая перед незнакомыми людьми, а тут, даже вонючий комбинезон снять не могу.
Я перестала удерживать руку Дениса, и мальчику удалось не только расстегнуть молнию, но и ослабить пояс.
Сын смотрели на меня восхищенно, стягивая одежду все ниже. Сначала он увидели пояс простых белых трусиков, но брюки поползли дальше, открывая взорам и сами трусиками, обтягивавшие лобок его родной матери.
Он не остановились и на этом, стягивая одежду дальше. Следующее, что он увидели — крупные бедра бывшей многократной чемпионки по гимнастике. Ноги у меня были длинными и сильными.
Я все еще чувствовала стеснение, но это была не единственная эмоция. Стеснение давно уже смешалось с чем-то другим, чем-то древним и диким, поднимающимся из самой глубины, из подсознания.
Денис полностью стянул с меня комбез.
Я лежала перед ним практически голая. Единственное, что на мне оставалось — трусики.
Я чувствовала странную раздвоенность. С одной стороны, я испытывала стеснение, с другой — откровенно наслаждалась тем, как он смотрел на меня.
— Мама я обнять тебя хочу. Ты ведь хочешь, что бы я обнял тебя?
Да, я очень, очень хотела, что бы сын обнял меня.
Я призывно улыбнулась Денису и сказала:
— Давайте же! Обними меня, обними крепче!
Сын не стали отказывать себе в удовольствии. Он лег рядом и крепко-крепко прижался ко мне. Его ладони вновь опустились на большие молочно-белые шары моих грудей, заскользили по ним, оглаживая, задевая соски, ставшие, казалось, еще более чувствительными. Его лицо было рядом
— Я люблю тебя, мам, — улыбнулся Денис и поцеловал меня в щеку.
Мне было немного щекотно от прикосновений их губ, но, господи, как же ей в то же время было приятно!
— Ммм, — пробормотал сын, не отрываясь от ее шеи. — Мама, ты такая сладка. Не только твои сиськи сладкие, но и ты вся тоже.
Мне было невероятно приятно слышать такие слова.
— Конечно, глупый, — ответила я с нежностью, на которую, казалось, никогда раньше не была способна. — Я ведь твоя мама. Мне полагается быть вкусной.
При этих словах Денис рассмеялся. Он оставил в покое шею матери и, потянувшись, неумело чмокнул меня в губы.
— Не надо.
— Я не могу поцеловать свою маму? Могу ведь. Я твой сын и имею на это право. А ведь почему нет. Что тут такого?
Очередной поцелуй был уже более требовательным, как будто недавних невинных прикосновений ему уже былонедостаточно. Он сильнее прижался к моим губам своими, чуть прихватил мою губу, потянул ее, немного посасывая. Мгновение спустя я услышала тихий стон — это сын постанывал от удовольствия, пробуя меня на вкус.
Губы сына были удивительно нежными и сладкими. Но тут я вновь почувствовала, что еще вот-вот, и мы перейдем какой-то предел, заходить за который не стоит.
— Так нельзя, — как можно тверже сказала я. — Ты же мои ребенок. Не надо целовать маму в губы.
— Ты забыла?
— Что именно?
— Ты обещала помочь мне. Я плохо целуюсь, ма. И я облизывал твои сиськи, только что. Поцелую это даже более невинно.
От этих слов я почувствовала, как кровь прилила к щекам.
Сын продолжал:
— И если я тебя поцелую в этом не будет ничего такого. Кто обвинит тебя, что ты целуешь своего сына? К тому же ты сдержишь обещание.
А ведь он прав. Я должна быть примером. Я должна держать слово. И кем он вырастит если я откажусь от того что когда то обещала ему.
— Ну ладно, Целуй. Только чуть-чуть.
«Что здесь такого?», подумала я. «Это ведь всего лишь один поцелуй. Просто поцелуй. Не более чем поцелуй. Так бывает, действительно, матери часто целуют своих детей. И даже в губы».
Я вытянула губы трубочкой, готовясь нежно, по-матерински, поцеловать его, но тут почувствовала, что ему нужно нечто большее. Сын положил ладонь на мою голую грудь принялся, массировать и поглаживать ее.
Я ощутила, как волна удовольствия охватывает меня от макушки до кончиков пальцев на босых ногах и негромко застонала.
И тут Денис перешел в наступление. Неумело, но уверенно он целовать меня в губы.
«Ох», потрясенно подумала я. «Что же вообще происходит? И какой же сладкий у меня сын… « Голос внутри меня твердил: прекрати, прекрати, прекрати, так нельзя. Это срочно нужно остановить. И в ответ ему звучал совсем другой голос, он говорил — нет, не прекращай, не останавливайся ни в коем случае. Ты ведь любишь его, любишь всем сердцем. Так целуй же его!
На мгновение оторвался от меня, взглянул в мои глаза. Тонкая, блестящая ниточка слюны потянулся от мое рта к его губам. И вновь он накинулся на мать.
Я что-то промычала, не то недовольно, не то удивленно — сама не знаю. Я попыталась что-то сказать, открыла рот — и тут в него проник сладкий язык сына.
Как будто сверхновая взорвалась в голове. Яркие звезды заплясали перед глазами, волна ласкового, умиротворяющего тепла потекла по обнаженному телу. «Это так приятно. Вот оно, — самое невероятное наслаждение на свете — целоваться с собственным сыном, ощущать во рту вкус его языка, чувствовать, как этот язык движется».
Наши языки сплелись. Я чувствовала запах сына и втянула воздух сильнее. Глубже, чтобы еще лучше ощутить его.
Такой любви я никогда не знала. Я даже думать не могла, как это приятно: подставить голые сиськи собственному ребенку, а затем дать ему поцеловать себя, не просто коснуться губами губ, а вот так, по-настоящему.
Прижимая сына к себе, сильно-сильно, я просунула язык ему в рот.
Я ощущала только любовь, была переполнена любовью. Любовь свободно струилась сквозь меня, текла безбрежной рекой, наполняла все окружающее пространство, даже не думая заканчиваться.
Голос внутри, убеждавший меня перестать, не делать этого, не целоваться с собственным сыном, становился все тише. Теперь его и голосом нельзя было назвать — так, еле слышный голосок, звучавший где-то на самом краю сознания. Я с легкостью отмахнулась от него, погружаясь в океан любви, которой раньше никогда не испытывала.
Изнывая от бесконечного удовольствия, я положила руку на затылок сыночка, провела рукой по волосам, раз, другой, а затем сильнее прижала его к себе, наслаждаясь поцелуем.
Рука мальчика коснулась груди, быстро пробежала по большому упругому полушарию, а потом соскользнула ниже. Пробежала по животу, направилась было еще ниже, задев резинку …