Эту историю мне рассказал один мой знакомый, будучи изрядно выпивши. Она произошла не так давно, поэтому вымысла здесь практически нет — слишком мало прошло времени и память помнит все до мельчайших подробностей. В качестве достоверности я выпросил у него видеокассету и поэтому некоторые вещи описаны так, как они были отсняты на видеокассете.
Звонок в квартиру раздался неожиданно. Николай пребывал в возбужденном состоянии весь день и поэтому звонок оказался сродни комку снега, попавшему за шиворот.
Внезапно нахлынувшая тревога сковала его тело, и он попытался убедить себя, что ничего страшного не произойдет — ну подумаешь, будет немного удовольствия, ведь в конечном итоге все в мире делается ради удовольствия. И они не будут здесь исключением…
Николай давно мечтал о таком моменте, когда в квартиру ворвутся насильники и при нем изнасилуют его жену, а он будет наблюдать, а потом, когда они уйдут, он накинется на разгоряченную супругу и они будут трахаться, трахаться, трахаться. Исполнителей своей задумки он искал долго и может быть так и не нашел, если бы не встретил Виктора. Они с Виктором поняли друг друга с полуслова и быстро обо всем договорились — за весь концерт — три сотни — две мужикам и одну — Виктору. На том и порешили, и вот через день ему позвонили в квартиру…
— Ну что же ты, ведь звонят, — супруга вернула его к действительности, — иди открой, но сперва спроси кто. Она занималась приготовлением супа и в данный момент чистила морковь.
Николай подошел к двери и глянул в глазок — да, так и есть, как и договаривались — двое мужчин. Один был лет 25-ти, другой постарше — лет на 30 с хвостиком. Они не понравились ему с самого начала. Что-то насторожило его в их взглядах, которыми они обозревали входную дверь. Виктора, с которым он договаривался о вторжении, не было. Но теперь отступать было поздно, как говорится, Рубикон был перейден, и он открыл дверь.
— Водопроводчика вызывали? С ехидным прищуром спросил тот, что постарше.
— Да, да, мы вас уже заждались, ответил Николай условным ответом.
— Ну, вот мы и пришли, — сказал молодой.
Они натянули черные полумаски и спросили — «Ну где у вас что — показывай, добавил потише — значит, как договорились — по сотне на брата, деньги вперед и у тебя полное алиби». «Да, да, конечно, Николай суетливо протянул им 200 долларов, закивал головой и его голос стал хриплым, совершенно не похожим даже для самого себя.
Старший усмехнулся и, накинув ему веревочную петлю на шею грубо врезал ему в поддых. От неожиданности у него перехватило дыхание, хотя удар был сам по себе легкий. «Коля, кто там», супруга уже начала волноваться.
— Конь в пальто, — заржал молодой, доставая здоровенный тесак и быстро входя, почти вбегая на кухню.
— А ну, сука раздевайся, быстро, — добавил он, приставляя ей к животу тесак.
Лицо ее побледнело, губы мелко задрожали, из глаз покатились слезы. Она замерла, как бы оцепенев. В это время старший, как упрямившуюся собаку на поводке тащил за собой к дверям кухни ее мужа. Увидев мужа, она издала вопль, но был тут же прерван звонкой оплеухой, которую отвесил ей молодой.
— Тише ты, блядь, будешь вякать, когда я тебе позволю, — сказал молодой, крепче прижав тесак к ее животу. Она, судорожно ойкнув на полу-ноте поперхнулась и замолчала.
— Ну, что пидор, выебем твою ненаглядную, а ты погляди, коли, есть охота. Интересное это зрелище, когда ебут твою жену при тебе, — сказал старший, привязывая Николая к батарее отопления в прихожей. Привязали его крепко — руки — к батарее, петлю-удавку на шею и к левой ноге, да так ловко, что, если бы он попытался бы дернуть левой ногой, то удавка затянулась бы на шее и дальнейшее дерганье просто перекрыло бы кислород…
Старший тем временем достал из ножен, висевших упояса финский нож для нарезки балыка с длинным и узким лезвием, которое ярко блеснуло на свету.
— Ну, что будем кастрата из мужа делать, оскалив желтые кривые зубки, спросил он, или ты нас ублажишь по настоящему, с чувством, с желанием и нежно? Сказав это он размахнулся и залепил пощечину Николаю. Звонкий шлепок, судорожно дернувшаяся голова Николая и капля крови из носа доказывали всю решительность действий.
— Ну, ты блядь отвечай, когда тебя спрашивают, и молодой отвесил Елене подзатыльник. Елена вообще боли не терпела и малейшая боль, и даже предчувствие боли вызывало у нее такой животной страх, что она делала все только, чтобы избавить себя от этой боли. Она закивала головой.
— Не слышу, гнида, громче, молодой дал еще один подзатыльник.
— Полегче паря, одернул его старший, эдак ты из нее синяка сделаешь, а кому охота синюшную ебать. Пить так — водку, а ебать, так — королеву, добавил он. У тебя выпить есть пидор?
— Хватит, завопил Николай, это уже слишком далеко зашло.
— Ты еще скажи, что мы так не договаривались, — заржал старший, — где у тебя выпивка, паскуда? — спросил он, дыхнув на Николая луковым перегаром.
— Сам ты паскуда, развяжи меня, — прохрипел Николай, т. к. двинув ногой он почувствовал, что удавка крепко впилась в горло.
— Ответ грубый и неправильный и я очень обиделся, — нахмурив брови, сказал старший, — когда я спрашиваю, ты мне должен отвечать, — и он слегка пнул, именно пнул, а даже не ударил, Николая ботинком по яйцам. Дикая боль пронзила все тело, и потемнело в глазах. В этот миг почему-то вспомнился Николаю рассказ украинского юмориста Остапа Вишни, где данное место мужского достоинства называлась: «самое, что ни на есть святое я…». Да это и есть для мужчины самое, что ни на есть святое… Женщины об этом даже представить себе не могут, что это такое для мужчины.
Старший, тем временем, прошел в гостиную и немного покопавшись в баре, вынес оттуда бутылку виски и бутылку коньяка.
— Ну, что ты копаешься, давай, насадим ее скорее, — сказал молодой нервно улыбаясь.
— Это от нас никуда не уйдет, он же тебе сказал, что они никого не ждут сегодня, а к нам еще Витек подъедет. Любить нужно с чувством, с толком, с расстановкой, а ты как собака — сунул, вынул и ушел.
Здесь надо сказать, что Николай сам сказал им вчера, что они будут дома одни и никого в гости сегодня не ждут. Жену Николая красавицей назвать было нельзя, но в ней присутствовал тот женский шарм, который позволял ей свободно и в какой то степени даже с издевкой, пользоваться успехом у мужчин. Кроме того, ее стройное тело и белозубая улыбка могли вызвать к ней интерес даже у мало знакомых мужчин. Николай знал также, что она была легко возбудима и, не смотря на свои 37 при одной мысли о сексе у нее между ног становилось мокро и горячо.
Но ситуация развивалась совсем не по тому сценарию о котором Николай днем раньше договорился с Виктором. Эти двое должны были только напугать немного ее расправой или, в крайнем случае, трахнуть ее очень деликатно с презервативом и уйти, за что он должен был заплатить им по сто долларов. Но действие разворачивалось не по тому сценарию и самое поганое, что он, Николай, совсем не слабый, а крепкий и широкоплечий мужчина, сам дал себя связать и лежит сейчас беспомощный, и с ним могут сделать все, что угодно.
Старший тем временем откупорил обе бутылки, и налив полстакана виски протянул его Лене: «На, пей, и не кочевряжься, — ведь все равно выебем, так лучше выпей и расслабься — нам совать проще, а тебе приятней будет, дело говорю».
— Пей, блядина, — ткнул ее ножом молодой.
Она взяла стакан дрожащими руками и сделала судорожный глоток, поперхнулась, закашлялась и облилась, расплескав содержимое стакана. Молодой крепко схватил ее за руку, разжал ей зубы инасильно впихнув ей в рот четыре таблетки красного цвета, которые он заблаговременно вынул из кармана, заставил проглотить их и запить все остатками виски.
— Вот и все, а ты боялась, даже юбка не помялась, — заржал молодой.
— Слушай, а не много ли ты ей впихнул «колес»? — спросил у молодого старший.
— Да, нет, меньше будет ломаться, а бабе секс всегда в радость. — заржал молодой.
— Ты зря ломаешься, твой мужик тебя нам уступил и еще по стольнику каждому обещал, если мы тебя отъебем как следует. — добавил он, обращаясь к Лене.
Лена только сейчас начала что-то соображать по поводу происходящего. Только сейчас до нее начал доходить весь ужас ситуации. Только сейчас она начала осознавать, что эти двое могут сделать с ней, с мужем — все что угодно. Смысл слов о том, что муж сам устроил весь этот спектакль до нее пока еще не дошел, и она попыталась вырваться, но молодой, отбросив тесак в сторону, ударил ее в живот. Дыхание у нее перехватило и она, как рыба, вытащенная из воды, судорожно хватая, ртом воздух осела на пол.
— Не рыпайся, пизда, ебать будем все равно, — сказал молодой, открывая бутылку с коньком и разливая его по стаканам. — На, выпей, старшой, что всухомятку то драть, сказал он, подавая стакан старшему.
— Я сейчас, чего-нибудь закусить найду, — старший подошел к холодильнику, открыл его и, достав оттуда два огурца и кусок колбасы порезал их на блюдце, после чего звонко чокнувшись с молодым, шумно выдохнул и залпом выпил. Молодой тоже последовал его примеру. Закусили, громко хрустя огурцом.
Николай пришел в себя попытался освободиться от веревки, связывающей ему руки. Старший быстро наклонился, над лежащей на боку Леной с треском стянул с нее трусики и ловким движением засунул их рот Николаю. Это произошло так быстро, что Николай не успел даже попытаться помешать этому насилию. После, старший уже без сдерживания, что есть силы, размахнулся и кулаком врезал Николаю в живот и, как художник оглядывает свою незавершенную картину, окинув взглядом распростертое тело, ударил со всего размаха по яйцам. Николай, на какое то время вырубился.
— Старшой, хватит тебе тянуть, я сейчас обкончаюсь в штаны, давай начинать. Где ебать будем — здесь или на кровати, в спальне, так сказать на супружеском ложе? — молодому было уже явно невтерпеж.
Лена в это время пришла в себя и со стоном попыталась сесть. Алкоголь уже начал действовать, по телу разливалось приятное тепло, чувство опасности притупилось, и она начала осознавать, что яростного сопротивления насильникам она оказать уже не может, тем более что смысл слов о предательстве мужа начал доходить до нее.
— Оклемалась мокрощелка, — констатировал молодой, — на выпей еще для разгону, — и он налив еще виски протянул стакан ей.
Она еще попыталась слабо сопротивляться. «Скажите, а правда, что это все подстроил Николай?», с мольбой в голосе спросила она молодого. Молодой заржал, а старший без тени улыбки сказал: «Конечно, правда. А как ты думаешь, мы вошли без шума?» и, приставив стакан ей ко рту заставил ее выпить. Молодой начал гладить ее по груди. Потом он поднял ее с пола и распахнул ее халатик: бюстгальтер она не носила и ее небольшие упругие грудки первого размера с торчащими сосками, стройный ножки и аккуратно подбритая киска с узкой дорожкой волос открылись его взору. Она опустила глаза и слабо попыталась сопротивляться, закрываясь одной рукой, а другой, пытаясь запахнуть халат. Старший, молча наблюдавший до этого момента всю сцену, подошел к ней и, тряхнув ее за шиворот, сказал: «Нечего целку то изображать иди подмойся и в койку. У тебя сегодня будет день любви или говоря по-простому — день ебания, отымеем тебя во все дырки». И он, больно ущипнув ее за сосок, грубо сунул ей руку между ног: «Пока сухо, но ничего главное начать, а потомпойдет, как по маслу, сама увидишь».
Иллюзии улетучились, все было против нее. «А, если он такой, то и я сделаю все ему назло, пусть знает», подумала Лена, и согласно кивнув, — алкоголь и фармакология действовали уже по полной программе, попыталась уйти в ванную, но молодой грубо схватив ее за волосы добавил: «На весь марафет-макияж у тебя — десять минут, но чтобы подмылась чисто и накрасилась красиво — мы любим красивых женщин, и еще — теперь ты наша — блядь, потаскуха, подстилка, шлюха, мокрощелка, и тому подобное и поэтому обращаться мы с тобой будем соответственно, а, меня, ты, должна, называть — Саша, а, его, — он кивнул на старшего, — Андрей, мы для тебя — мальчики, и ты должна относиться к нам, как к рыцарям своей мечты. А теперь иди и чтобы быстро».
Она кивнула, но он, не отпуская ее с угрозой спросил: «Ты что не поняла пизда свинячья?»
— Да, да, конечно я быстро мальчики, — заплетающимся уже языком сказала она и направилась в ванную.
— Двери не закрывай, добавил Андрей.
— Ну, Сашок, ты даешь. Ты прямо поэт. Только я не зоофил, чтобы свинью ебать. — Сказал Андрей. Давай лучше пока она подмывается, дернем еще по маленькой.
— Я не против, давай тяпнем, но сначала давай этого мудака крепче привяжем, а то не ровен час вырвется, — сказал Сашок, кивнув в сторону Николая.
Они привязали его крепче и развернули лицом к открытым дверям спальни: «Пусть мудак посмотрит, как его жену будут дрючить во все дыры», сказал Андрей. После чего насильники опрокинули по маленькой, закусили. Николай уже начал приходить в себя и открыл глаза.
— А, господин пидорчук проснулся, — дурашливо делая реверанс, сказал Сашок.
Уже после принятого наспех душа, когда она накладывала макияж, она вдруг к своему стыду почувствовала, что происходящее ее начинает заводить и то ли от неожиданности, то ли от алкоголя, но, скорее всего от тех проклятых таблеток, которые сунул ей в рот Сашок, у нее становится мокро между ног. Она почувствовала, как внизу живота разливается теплыми волнами тепло, как ей становится приятно и хорошо, но в то же самое время она почувствовала, что тепло постепенно переходит в страшный зуд. По телу прошла легкая судорога, и она поняла, что хочет, чтобы ее ебали, имели, трахали, как угодно, но главное, чтобы это было с ней, иначе она сойдет с ума. С таким желанием Лена с затуманенным взором, покачиваясь, вышла из ванны и мутным взглядом уставилась на мужчин.
— О, вот и мокрощелка готова. Смотри пидор, как мы твою жену будем ебать, а она будет нам подмахивать и ловить кайф при этом, и заметь при полном согласии с ее стороны. — Сашок подошел после этих слов к Лене и взасос поцеловал ее. — Скажи ему шлюха, что ты хочешь отведать наших хуев.
И Лена, заливаясь краской, произнесла тихо: «Я хочу, чтобы вы трахнули меня».
— Громче, блядь, — приказал Андрей.
— Я хочу, чтобы вы трахнули меня, — срывающимся голосом повторила Лена.
— А теперь, пошли пизда в постель, ебаться охота, сил нет.
От увиденного и услышанного у Николая расширились глаза и он начал дергаться всем телом, пытаясь одновременно развязать веревки и вытолкнуть кляп изо рта. Эти попытки только развеселили насильников и они, хохоча и обняв, повели Лену в спальню демонстративно похлопывая ее по голому заду.
— Раздень нас, грязная потаскушка, — сказал Сашок.
— Да, конечно мои мальчики, — ответила Лена, — игра ей нравилась, а необычность ситуации придавала пряности всему происходящему.
Николай только мычал и в бессильной злобе катался по полу ровно на столько, сколько позволяли веревки связывающие его.
Она не просто раздевала их крепкие тела, она — срывала с них одежду, а сама — текла, текла, текла… Она раздела первым Сашка и повернулась ко второму партнеру. И когда она уже заканчивала