Мне было 17 лет, когда нас бросила мать. Она вышла замуж за отца 18-тилетней девушкой и через год родила меня. А в 36 она встретила другого человека, хотя чего ей не хватало с моим отцом — до сих пор не пойму. Она ушла, а мы с папой остались вдвоем в двухкомнатной квартире.
Папа — доцент, преподаватель в институте, в ту пору ему было 38. Через год он женился на студентке, у которой был научным руководителем дипломного проекта. Они тихо расписались в районном ЗАГСе, а я той же осенью отправился служить в ряды Вооруженных Сил.
Через год отец написал мне, что они с Ирой, так зовут мою мачеху, живут у нее, наша квартира пустая, так что, когда я вернусь со службы, жилплощадь в полном моем распоряжении.
Демобилизовался я под Новый, 1991-й год. Ни к кому из друзей я встречать его не пошел, решил пойти к отцу. Отец обрадовался, Ира была тоже рада встрече со мной. Оказалось, что у нее есть младшая сестра, 15-тилетняя Оля — очень симпатичная девочка, я таких люблю — невысокого роста, худенькая, с маленькой грудкой. Ну, ненавижу я большие бюсты, что делать…
Пробили, как водится, Куранты, шампанское ударило в голову, я все вынашивал скабрезные мысли, как приударить за Олей, а может, и затащить ее в кроватку, когда отец с Ирой пойдут спать. Или пригласить ее к себе? Но, рассудив здраво, решил не связываться с малолеткой и отправился домой спать один, благо, что наши дома находились на расстоянии пешей досягаемости.
После Новогодних праздников я устроился на работу в типографию. Переплетчицы и брошюровщицы — молодые девки — липли ко мне как пчелы к своей матке, еще бы, молодой парень, да с отдельной жилплощадью. Так что недостатка в женских ласках я не испытывал, но никому ничего не обещал. Я все вынашивал маниловские планы: вот подрастет Оля, мы с отцом станем двойными родственниками. Я часто бывал у папы с Ирой в гостях с целью пообщаться с Олей, но мы больше становились братом и сестрой, чем будущими любовниками. Я еще не знал, что судьба распорядится по-своему, я еще не знал, что бывает любовь с первого взгляда…
Летом папа попросил съездить с ними на дачу. Когда-то это были ведомственные домики, принадлежавшие их институту, мы каждый год там отдыхали. Маленький домик на две семьи, на каждой половине веранда и комната, при каждой половине — участочек соток пять. На нашем участке стоял еще флигелек или застекленная беседка, мы называли это строение «охотничий домик». Я обычно ночевал там.
Теперь участки и дома приватизировали сотрудники института за какие-то копейки, и у отца, вернее у нас с отцом, появилась своя земля. Став взрослым, я стал бывать там реже, этим летом не был еще ни разу, но отец попросил кое в чем помочь и обещал накормить шашлыком. От этого трудно отказаться, опять же там будет Оля.
Мы выехали в субботу рано утром на отцовской «девятке». Напомню, шел 1991 год, тогда «девятка» по престижности была, что сейчас БМВ (нишу «мерседеса» тогда занимала «Волга»). Разгрузив вещи, мы занялись хозяйственными делами. Стоял жаркий июньский день, уже дней десять не спадала жара. Ольга носилась туда-сюда, у нее тут уже завелись подружки. Мы с папой утащили на свалку рухлядь, натаскали воды в душ, еще оставалось повесить занавески на веранде.
— Принеси с чердака ящик с гвоздями, — сказал мне отец.
— О»кей, — ответил я.
На чердак можно было попасть лишь с крыши веранды. Веранда у нас с соседями общая, отгороженная только стеной. От середины веранды по участку тянулся низенький штакетник, разграничивающий наши территории. Я приставил лестницу к крыше веранды и полез наверх. Ольга, поганка, нагло хихикнула. А ведь могла бы и предупредить. Поднявшись настолько, что мне открылась часть крыши, я остановился: там кто-то загорал. Кто-то лежал, раскинув руки, прикрыв лицо широкополой соломенной шляпой, похоже, дремал.
Нижнюю часть загорающего от меня закрывалаветка яблони, росшей у забора. Сначала я подумал, что это юноша. Грудь из-за раскинутых рук мало выдавалась вперед, подозрение вызывали только большего размера розовые кружочки вокруг сосков. Но когда я поднялся еще на ступеньку выше, то вместо мальчишеского членика и яичек увидел бритый лобок и щелочку между двумя нежненькими губками. Девушка лежала в позе морской звезды, ей было на вид лет 17—19, хотя я не видел ее лица и мог ошибиться. И почему я сначала принял ее за мальчика? Все-таки грудка достаточно выпуклая, и золотистые волосы виднеются из-под шляпы. Наверно потому, что у прежних наших соседей рос пацан, года на три младше меня.
Похоже, она постоянно загорает голышом, поскольку все тело уже слегка шоколадного оттенка, а белых следов от лифчика и трусиков не наблюдалось.
Когда я смог справиться с охватившей меня оторопью, я потихоньку, стараясь не привлечь ее внимание, спустился вниз.
— Ну что, нашел? — спросил отец из глубины веранды.
— Нет еще! — крикнут я как можно громче.
— Чего так?
— Сейчас, сейчас! Где лестница? Лестницу никак не найду!
— Вот же она, разуй глаза-то!
— Фу ты, черт! В упор не видел! Ну все, я полез!
Теперь я нарочито шумно стал подниматься по лестнице, раскачивая ее и топая по ступеням. Ольга, мерзавка, все хихикала. Когда я поравнялся с яблоневой веткой и поднял, наконец, глаза, девушка уже сидела в позе бронзовой русалки из Копенгагена, а все ее женские секреты были прикрыты широким полотенцем.
— Здрас-с-сте… — растерянно промямлил я.
— Привет, — ответила девушка тоже слегка смущенно и одарила меня немного грустной улыбкой. Однако во взгляде ее чувствовался интерес.
— Я ваш сосед, я на чердак, за гвоздями… — что-то обожгло меня внутри, словно ударило током. Я понял, что уже люблю эту девушку.
— Пожалуйста, пожалуйста, — сказала она, чуть отодвигаясь и плотнее закутываясь в полотенце.
Пока Ирина (как-то язык все не поворачивается называть ее мачехой — она старше меня всего на пять лет) подшивала занавески, мы с папой натянули для них проволоку. Ольга тем временем загорала в саду на раскладушке. В купальнике, конечно. Хотя посмотреть на нее без купальника мне было по-прежнему весьма любопытно.
— Слушай, — сказал вдруг отец. — Возьми машину и свози девчонок на пляж. А мы тут с Иришкой пока с делами покончим. А когда вернетесь — шашлыки будем делать
— Каких девчонок? — не врубился я.
— Ольгу и Дашу. Соседскую. У нас же теперь соседи новые, я тебе не говорил? Съездите, проветритесь. Чего тут в жару париться.
— А вы? — я посмотрел на изнемогающую от жары Ирину.
— Ничего, — ответила она. — Мы тут под душем ополоснемся. Вода уж, поди, согрелась. Езжайте, правда, чего дома сидеть.
— У меня ж нет доверенности.
Права я получил в армии, а водить машину меня отец научил в 14 лет. Тогда у нас была «Победа», еще дедова.
— Ерунда, — сказал отец. — Тут гаишников — днем с огнем. Потом, ты же не угнал, ну оштрафуют — и все!
Ольга влезла в сарафан, мы вышли с ней со двора и постучались в соседскую калитку. Не дождавшись ответа, Ольга просунула руку между штакетинами и сбросила крючок. Мы вошли во двор. Женщина лет пятидесяти в классической позе огородника колдовала над грядкой с огурцами. Заметив нас, она выпрямилась и отерла руки о платье.
— Здрась, теть Зой! — скороговоркой произнесла Ольга. — А можно, Даша с нами на пляж поедет?
Тетя Зоя посмотрела на Олю, потом перевела взгляд на меня.
— Здравствуй, Олечка. А это кто с тобой?
— Так это Сережа, сын Максим Палыча.
— А-а. Ой, простите, Сережа, очень приятно. Надо ж, какой видный … сын у Максима Павловича. А мы всего два года соседи. Вы же все это время в армии были, да?
— Да,— ответил я.
— Так что, теть Зой? — тараторила Оля. — Мы на машине, мы быстро, часочек искупнемся — и назад!
— Конечно, пусть съездит, поплавает, — раздался сзади мужской голос. — Жара-то, какая!
На крыльце веранды стоял мужчина лет шестидесяти, с брюшком, в полосатых пижамных брюках и с голым торсом. У него была седая бородка клинышком, такая же седая кучерявая поросль на груди, а на носу — круглые очки в золотой оправе.
— А он хорошо водит? — с сомнением спросила тетя Зоя.
— Конечно, хорошо! — воскликнула Оля.
— Два года в армии за баранкой, — подтвердил я.
— Ну ладно. Даша! К тебе пришли!
Из-за веранды, очевидно спустившись с крыши, вышла моя копенгагенская русалка, завернутая во все то же полотенце. Из-под широких полей соломенной шляпы падали на плечи вьющиеся золотые волосы. Она обожгла меня искрами голубовато-серых глаз, которые по-прежнему были немного грустноватыми.
— Привет, — сказала она нам обоим. — Подождите немного, я сейчас.
Даша исчезла за дверью веранды. Оля обменивалась с Дашиной мамой стандартными фразами вежливости. Тетя Зоя сетовала, мол, какая жара, и давно стоит, и воды на полив не натаскаешься, а сорняки все равно лезут и лезут. Мы с Олей поддакивали, хотя она вряд ли чего понимала в сельском хозяйстве — Ира с отцом огородом почти не занимались — разве что зеленюшечку к шашлычку выращивали. Дашин папа все стоял на крыльце, но в разговоре участия не принимал. А наша попутчица что-то задерживалась.
— Даша, ты скоро?! — крикнула тетя Зоя, словно прочитав мои мысли. — Тебя ждут!
— Сейчас, сейчас! — донеслось из дома.
— Ты в чем поедешь на пляж?!
— Можно сказать, ни в чем, — прокомментировал Дашин папа.
Она появилась в дверях все в той же шляпе и в двух тесемочках, одна из которых прикрывала соски, а вторая — щелку и бритый (как я уже знал) лобок.
— Тьфу, срам какой! — воскликнула тетя Зоя.
— Ничего вы не понимаете, — сказала Оля. — Последний писк, я тоже такой хочу!
— Тебе еще рано.
— Почему это? Наоборот. Я два года назад вообще без лифчика купалась.
— Ладно, не смущайте мальчика, — тетя Зоя покосилась в мою сторону. — Поезжайте.
— У нас сегодня шашлыки, — сообщила Ольга. — Придете?
— Всенепременно, — ответил Дашин папа.
До реки было всего 12 километров. Ольга, задрав нос, уселась на переднее сиденье рядом со мной, Даша села назад, посередине. В зеркальце заднего вида я мог наблюдать ее серо-голубые и немного грустные глаза. Домчались мы минут за десять, оставили машину на высокой терраске и сбежали по крутому склону вниз к реке. На пляже было многолюдно. Мужики, отрываясь от пива, смотрели вслед Даше с отвисшими челюстями. Я испытывал при этом чувство гордости и ревности одновременно. Мамаши отворачивали от нее головы мальчишек-подростков, которые пялились на Дашу с нескрываемым интересом.
Мы протолкались сквозь толпы плескающейся у берега детворы и добрались до глубины, где Ольге было по грудь. Оля — миниатюрная девочка, на голову ниже меня. А Даша — повыше, ее макушка доставала мне до носа. Она озорно зыркнула на меня серо-голубыми глазками, крикнула «Догоняй!» и брассом поплыла на другую сторону. Я еле догнал ее кролем. Даша перешла на баттерфляй и пошла в отрыв. До противоположного берега было метров тридцать, Даша обогнала меня, она дотронулась до мостка, сходившего с берега в воду, когда моя голова была еще на уровне ее попки. Мы вылезли на мосток.
— Где ты так плавать научилась?
— Я занималась. В детстве. А когда до юниорок выросла, стала неперспективной, поэтому бросила.
Я с удивлением посмотрел на ее худенькую, почти без мышц, фигурку. Совсем на пловчиху не похожа. Но факт — есть факт, обогналаздорового мужика! Правда, я-то пловец не ахти, я больше плавать в лодке люблю, но все равно…
Я посмотрел на ее мокрое личико, на мокрые волосы, разбросанные по спине, по плечам и по груди. Вода стекала с них по животу, по рукам, по бокам и по бедрам на нагретые солнцем доски мостка. Я взял ее за плечи, посмотрел ей в глаза. В плавках моих кое-что зашевелилось, я подогнул колени, чтобы незаметно было, приблизился к ее губам. Она сначала потянулась мне навстречу, но потом преградила мой порыв ладошкой и отвернулась.
— Не надо, Сереж, поплыли назад, там Оля скучает, наверно.
Она поднялась во весь рост, взмахнула руками и, грациозно согнувшись, почти без брызг, вошла в воду. На этот раз она не сильно отрывалась от меня, до Ольги мы доплыли одновременно. Девочка плескалась на том же месте, где мы ее оставили.
— Чем вы там занимались? — спросила моя сводная тетя. — Целовались, наверно?
Мы с Дашей смутились.
— Ладно-ладно, не бойтесь, я никому не скажу.
Мы поплескались еще немного, потом я оставил девчонок одних, а сам пошел на берег сохнуть, переодеть мокрые плавки мне было не во что. Через полчаса вернулись мои русалки. Пляж был дикий, кабинок для переодевания нигде не наблюдалось. Оля надела сарафан, развязала тесемки верхней части купальника, сняла ее, приподняла подол и быстро стянула мокрые плавочки. Даша накинула на плечи знакомое мне полотенце, соединила кончики возле ключиц и сказала мне:
— Подержи.
Под полотенцем она сняла свои тесемочки, отжала их и снова надела. А я в это время смотрел в ее глаза, пытаясь понять, испытывает она ко мне что-то или нет. Лично меня она уже сводила с ума.
— Не бойся, сиденье не намокнет, — Даша смутилась и отвернулась.
— А я и так не боюсь, с чего там мокнуть-то! Можно было и не отжимать.
Мы стали взбираться к машине на пригорок. Даша впереди, за ней — моя тетушка, а я — замыкающий. На середине подъема я посмотрел наверх. Девочки уже стояли на уступе. Сарафан у Оли был коротенький, ветерок чуть приподнял его, и мне открылись все ее тайны. У моей тетушки тоже был бритый лобок. Оля опустила подол сарафана, а я уже поднялся наверх.
Шашлыки мой батя делает всегда замечательные. Как, впрочем, и плов, и разные другие деликатесы. Мы запивали их каберне, Дашин папа произносил какие-то замысловатые научно-разбойничьи тосты, в основном за прекрасных дам. Я пытался ухаживать за Дашей, подливал ей вина, рассказывал армейские байки. Она даже пару раз улыбнулась, отчего кровь начинала бурлить во мне. В полдесятого, после программы «Время», начался какой-то голливудский фильм, их тогда уже закупало наше телевидение, правда, не самого лучшего разряда. Меня сюжет не вдохновил, и, сославшись на усталость, я отправился спать в «охотничий домик».
С полчаса я провалялся с книжкой, но сосредоточиться на чтении не мог. Я все еще видел перед собой Дашины серо-голубые глаза, а еще то, что мне открылось, когда я в первый раз залез на крышу. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге нарисовалась моя тетушка.
— А меня сюда спать выгнали, — заявила она. — Там я мешаюсь.
— Так на веранде еще диван есть.
— Ну и что, мне тут хочется.
Я сидел на узкой кушетке, другого спального места здесь не было. Как мы тут вдвоем поместимся? Мне что, на пол перебираться? Оля подошла ко мне ближе. Она была все в том же коротеньком сарафане, в котором ездила на пляж. Ее маленькая грудка, скрытая тоненьким ситцем, оказалась напротив моего лица. Я вспомнил, как ветерок приподнял подол этого сарафанчика там, на утесе. Бьюсь об … заклад, что нижнего белья она до сих пор не надела
— Ты меня хочешь? — неожиданно спросила она.
Немного оторопев от такого вопроса, я даже не знал, что ответить.
— Так да или нет? — более требовательно спросила она.
— Да, конечно, — промямлил я и взял ее