Прошёл год, как мы не вместе… Но я ничего не забыла… Да и смогу ли вообще забыть всё, что случилось с нами? Смогу ли забыть тебя? Говорят, время лечит. Ничего подобного! Если человеку суждено излечиться, он излечится сам. А если нет, то и никакое время ему не поможет. Просто боль станет глубже, уйдёт в самый потайной уголочек, и человек научится пережидать её, закрывая глаза и мысленно считая до десяти. Никто и не заметит, как больно этому человеку. О своём недуге будет знать только он сам.
— Привет, Принцесса, — ты, как обычно, позвонил мне вечером.
Твой голос звучал как-то непривычно, это «привет», всегда такое радостное, игривое, заставлявшее меня предвкушать сумасшедшую встречу, сейчас было каким-то тусклым, словно ты выдавил его из себя.
— Привет, Дёмка! — я постаралась не накручивать себя раньше времени, ответила бодро. — Ты когда будешь?
— Прости… Я подумал, что лучше сказать всё так, по телефону… Ты же — умная девочка, ты всё поймёшь…
— Пойму? — я переспросила, не желая понимать, в груди что-то сжалось и упало к животу.
— Да… Алё, ты слышишь?
— Да-да, я слышу тебя, — быстро выдохнула я, — Слушаю, говори.
— Так вот… — ты подбирал слова.
Разве можно подбирать слова, чтобы всё равно зарезать ими?
— Иногда в жизни приходится чем-то жертвовать, чтобы… чтобы не наделать ошибок и… не испортить жизнь той, кого любишь. Ты понимаешь?
— Да… — я проглотила комок слёз и бодро повторила: — Конечно, понимаю.
Набравшись сил, спросила, как нырнула в холодную воду:
— Ты бросаешь меня?
— Да… — прошептал ты и сразу заговорил как-то сбивчиво, оправдываясь: — То есть нет, не так! Просто я должен… Понимаешь?
— Ты встретил другую? — зачем-то поинтересовалась я.
— Нет! Нет! — ты оживился. — Как ты можешь так говорить?! Ты же знаешь… Просто… Это жизнь. А в жизни всегда нужно успеть вовремя отойти в сторону… И теперь, наверное, настал такой момент… Я должен… Понимаешь?
— Понимаю, но… Что же будет со мной? — мне удавалось говорить спокойно, хотя хотелось заорать на весь мир и колотить кулаками по твоей груди.
— Принцесса, ты… ну зачем я тебе такой старый? — ты, вроде, усмехнулся. — Ничего у нас уже не будет… Не может быть. Мне скоро сорок пять, а тебе только двадцать один… И я не олигарх, — опять усмешка, — у меня нет вертолётов, самолётов и лимузинов, как у твоего обожаемого Кристиана Грея.
Ты пытался шутить? Или?… Мне кажется, ты говорил это серьёзно. Тот наш телефонный разговор я часто прокручиваю, как старый диск. Словно пытаюсь обнаружить в твоих словах какой-то скрытый смысл. Но он — если и был на самом деле — неизменно от меня ускользает.
— Принцесса, я люблю тебя… Только тебя! — ты подлил масла в костёр, который совсем недавно развёл в моей груди. — Но иногда нужно любовь принести в жертву. Ради спасения чьей-то жизни.
— Да… Я поняла, — мне вдруг захотелось смеяться, — ты приносишь меня в жертву.
— Нет! Не так, Принцесса! — воскликнул ты, и я вдруг представила твоё лицо с голубовато-серыми глазами, в которых мне всегда хотелось утонуть.
Когда ты сердился, строгая складочка появлялась у тебя между бровей, и мне нравилось её разглаживать. Сейчас ты был далеко от меня, и некому было стереть твою хмурость.
— Пойми, Золушке нужен принц, а не старый козёл… Ты подрастёшь и всё поймёшь, — пообещал мне ты. — Потом даже будешь мне благодарна… Что не испортил тебе жизнь.
— Я и сейчас уже благодарна, — глотая слёзы, призналась я.
— За что? — ты удивился.
— За то, что… Не важно… Прощай! — я быстро отключилась и уронила смартфон.
У меня не было сил. Сжавшись в комок, медленно сползая по стене в коридоре, я дала волю слезам.
Ура! Я ликовала — у меня появилась работа. Пусть скромная и временная, но моя собственная работа! Независимость от родителей. Впрочем, нашёл мне её папа, но разве это имеет значение? Во-первых, я смогу получить практическиенавыки перевода — а мне, как филологу, это крайне важно, во-вторых, деньги — свои деньги! — это же классно!
— Дементий Александрович, ну, вот и ваш переводчик, — папа встал с кресла и протянул руку приятному мужчине средних лет.
Я, смущаясь, взглянула ему в глаза. Господи! Разве могут быть такие глаза? Блин! Я — без двух минут филолог, а описать его взгляд не могу… У меня нет слов. Это небо, омут и даже ветер в одном коктейле. Я вдруг вспомнила Ирку, свою сокурсницу. Она всегда говорила, что по глазам может понять о мужчине всё. У меня нет опыта Ирки. Если честно, у меня его вообще нет — одноклассник и сокурсник Сашенька, робкий очкарик, с которым я целовалась, не считается. Но сейчас почему-то я поняла не о нём, моём работодателе, а о себе. Я хочу всегда видеть перед собой его глаза. Вот пусть он сидит напротив меня, заложив ногу на ногу в этих потёртых джинсах, что-то говорит, а я буду на него просто смотреть. Ой, он, кажется, что-то спросил меня.
— Да… — я кивнула, отвела взгляд и почувствовала, как краснею.
Эх, куда мне деться от этого своего свойства — краснеть? И не просто — раз и покраснела. Нет, я делаю это медленно, так, словно внутренний жар постепенно выступает на моих щеках, плавно переходит на шею, и вот уже я сижу пунцовая, словно перезревший помидор.
— Принцесса, не смущайтесь, — он усмехнулся.
«Хм, — я про себя отметила, — надо же, назвал принцессой… Ну, что же поздравляю! Он тебя не воспринял всерьёз!». Тут я заметила, что папы в кабинете нет. Он оставил свой собственный кабинет, чтобы мы побыли наедине.
— Вот, — мужчина протянул мне папку, — я совершенно в этом ничего не понимаю. Но скоро мне это понадобится для работы, и хотелось бы быть в теме. Если вы переведёте мне статью, то я буду вам очень признателен.
Эти два серо-голубых озера уставились на меня с хитрым прищуром. Мне почему-то показалось, что на мне нет одежды. То есть, конечно, на мне была эта футболка и узкие короткие джинсики чуть ниже колена — лето же, жара — но… вдруг возникло ощущение, что этот взгляд проник сквозь тонкий трикотаж, а потом скользнул прямо под ткань и даже умудрился, сдвинув полоску кружева оказаться у меня в трусиках. Ой! Я устыдилась своих мыслей. Кожица помидора опять стала прорастать на моих щеках.
А этому Дементию — имя-то какое необычное! — словно было мало. Он вдруг случайно задел мою руку.
— Вы полистайте, Принцесса, — улыбнулся, заглядывая мне в глаза.
И я поняла, что от его улыбки я сейчас упаду… или… или сделаю какую-нибудь глупость… Поэтому я, пересилив себя, стала листать папку. Конечно, упорно делала вид, что вчитываюсь в текст. Но сама даже не различала слов. Я вообще забыла не то что китайский, я забыла свой родной язык!
— Ну, так как? Берётесь спасти меня? — до меня дошёл вопрос Дементия.
— Да, да, конечно… — я с усилием подняла на него взгляд.
Он присел на край письменного стола и, сложив руки на груди, смотрел на меня с улыбкой. Всё остальное происходило, как во сне или в фильме. Его голос обволакивал меня, его улыбка заставляла покрываться мурашками, а взгляд… Взгляд просто так и вынуждал попросить: «Можно я вас поцелую?».
Потом, в своей жизни после твоего звонка я часто вспоминала тот наш первый день. Я уже тогда знала, что окончательно и бесповоротно люблю тебя. С первого взгляда, с первого твоего появления в папином кабинете. Но много позже я поняла, что любить можно только однажды. Однажды за всю свою жизнь. Всё остальное — не любовь, а попытки найти её вновь. Но так не бывает. Не может быть у человека несколько половинок. А я уже тогда осознала, что ты и есть моя половинка. Пусть ты старше меня на много лет, пусть я совсем глупая и ещё такая незрелая и, наверняка, не интересная тебе… Если бы ты уже тогда взял меня за руку и повёл к себе, я бы пошла. Да что лукавить? Я бы и сейчас пошла… Иногда я закрываю глаза и представляю, что ты … вот сейчас вдругпозвонишь в мою дверь. Я открою, и ты молча войдёшь и обнимешь… Знаешь, если честно, я пишу эти строки, а во мне где-то живёт надежда, что ты поймёшь ‒ это я пишу для тебя. Хотя я знаю, что этот мой дневник так и останется только со мной… к тебе он не попадёт никогда.
В тот первый день ты пригласил меня в кафе перекусить. Было обеденное время. Конечно, я согласилась. И вскоре мы весело разговаривали о разных вещах. Вернее, говорил ты, а я слушала. Но всё-таки я набралась смелость — видно, Иркины наставления как-то осели в моём сознании — и узнала, что ты, оказывается, не женат. Более того, живёшь один.
— Я так стар, Принцесса, — как-то грустно усмехнулся ты, — что у меня всё уже было, но ничего нет…
— Дементий Александрович, простите… — я опять покраснела и мысленно обругала себя за бесцеремонные нетактичные вопросы.
— Нет, нет-нет, — ты вдруг весело сверкнул глазами, лучики морщинок разбежались в их уголках, — не извиняйтесь! И, пожалуйста, называйте меня просто по имени. Вам ведь не сложно?
— Да, конечно, не сложно, — ответила я хотя, конечно, мне было сложно.
Вернее… не знаю, как сказать… В тот момент я мысленно уже называла тебя Дёмкой. Но сказать это вслух… Короче, я была словно на сковородке. То покрывалась пунцовым румянцем — хорошо, что можно было списать всё на неимоверную жару, то отводила глаза и часто поёрзывала на жёстком пластиковом стуле. Потом ты подвёз меня до остановки, до которой я попросила. И когда мы прощались, взял меня за руку и с улыбкой посмотрел мне в лицо.
— До встречи, милая Принцесса, — сказал ты, и в уголках твоих глаз опять выступили лучики морщинок.
Я подавила в себе желание прижаться к ним губами. Моё сердце, готово было прорваться сквозь грудь и упасть к твоим ногам. Лифчик вдруг стал тесным.
У меня были дела в тот день. Но едва твоя машина скрылась за поворотом, как я сразу поехала домой. Я встала под прохладный душ, чтобы остудить разгорячённое тело и, закрыв глаза продолжала думать о тебе. Видимо, мои мысли оказались материальными, потому что позже произошло нечто, ставшее для меня самым главным в жизни.
Вернувшись с дачи, я обнаружила, что забыла ключи от квартиры. Это была катастрофа! В городе из родных и знакомых не было никого — все разъехались по отпускам и на каникулы. Нужно было отправляться на вокзал и на электричке возвращаться обратно, за двести километров от города. Перспективка неприятная. Внезапно набежали тучи и хлынул дождь, пока я брела до остановки, мой короткий шёлковый сарафанчик цвета одуванчика промок так, что облепил меня, словно кокон куколку будущей бабочки. Как это часто бывает в жару, дождь оказался очень холодным. Я продрогла. Шла, обхватив себя руками, прижав к груди сумку. Мои волосы, тоже вымокшие, представляли собой жалкое зрелище — промокшие пряди свисали тёмными плетями. Слёзы подступали, и я пыталась сдержать их, мысленно ругая себя, что не захватила хотя бы свитер.
Вдруг рядом затормозила машина, и из неё появился ты. Дёмка. Быстро подскочил ко мне и потянул в сторону машины.
— Принцесса, что вы делаете здесь такая мокрая, как мышонок? — твои глаза смеялись, но в голосе звучало сочувствие.
— Я… так получилось, — пробормотала я, разрешая усадить себя в машину.
— Куда вас отвезти? — спросил ты, пристраиваясь в поток машин.
— Наверное, мне лучше выйти, — я отвела взгляд, стараясь не смотреть в твоё лицо.
В мокром сарафане и с растрёпанными мокрыми волосами мне стало вдруг жарко.
— Не говорите глупостей! — отрезал ты. — Так куда?
— Тогда на вокзал, если можно…
— Вы собираетесь в таком виде ехать куда-то? — твоя бровь удивлённо приподнялась, а на губах заиграла недоверчивая усмешка, но ты не отрывал взгляда от дороги.
— Да… Мне некуда идти… Я ключи оставила на даче, а в городе никого нет… — я тихо выдавила из себя признание.
Меня начала колотить дрожь, ты, конечно, этозаметил.
— Быстренько перебирайтесь на заднее сиденье, там найдёте мой свитер, вам нужно немедленно переодеться, не хватало ещё подхватить простуду, — распорядился ты.
Я послушно перешла назад и стала стягивать мокрый сарафан. Застёжка никак не поддавалась.
— Лифчик тоже снимите. Нельзя чтобы оставалось что-то мокрое, — снова распорядился ты тоном, нетерпящим возражений.
Когда я сняла лифчик и осталась только в одних трусиках, мои груди торчали, словно замороженные, по телу шли мурашки. Вдруг я поймала в зеркале твой взгляд. Меня бросило в жар. Хотя наши глаза встретились всего лишь на мгновение, но я поняла — ты видел всё. О, как же это ужасно — ты видел мои крошечные груди, не приукрашенные пуш-апом! Я судорожно схватила твой свитер и прижала его к себе, прикрываясь им.
— Принцесса, — в твоём голосе прозвучал смех, — если я видел ваши глаза, то это не значит, что я видел что-то ниже, — сказал ты. — Немедленно надевайте свитер! Вы же не хотите, чтобы меня арестовали за то, что везу в салоне голую девушку.
Наконец, натянув на себя спасительную шерстяную защиту, я согрелась. Сняв босоножки, поджала под себя ноги и задремала. Мня убаюкало покачивание автомобиля и запах твоего свитера. Он пах тобой. Я проснулась от лёгкого прикосновения к щеке. Ты сидел рядом, смотрел на меня и перебирал пальцами прядь моих волос.
— Ой, я заснула, — смутившись, быстро стала надевать обувь. — Мы уже приехали? — спросила я.
— Да, — ты как-то странно смотрел на меня, словно собирался сказать что-то, но не решался.
Только сейчас до меня дошло, что мы стоим около подъезда обычного дома. Ты не привёз меня на вокзал.
— Но… куда вы меня привезли? — признаться, я совсем не испугалась.
Просто нужно же было что-то спросить.
— Тсс, — не волнуйтесь… Ну куда вы поедет в моём свитере? — твои глаза опять смеялись. — И потом, у меня есть правило: маленьких мокрых котят и попавших под дождь Принцесс всегда спасать, поить горячим чаем и укутывать тёплым пледом.
— Дементий, вы… это как-то неудобно, — пробормотала я.
Сама же подумала: «Неужели он многих девушек приводит к себе?».
Будто прочитав мои мысли, ты ответил, улыбаясь:
— Успокойтесь, до вас были только котята. Вы — первая Принцесса и единственная. Идёмте.
Когда мы вышли из машины, ты сразу взял меня за руку, будто боялся, что я могу убежать. Твоя ладонь, жесткая, с немного загрубевшей кожей, так уютно держала меня, что я даже была немного разочарована, кода мы подошли к двери твоей квартиры, и ты выпустил мою руку.
Едва мы вошли, навстречу откуда-то выпрыгнул огромный рыжий кот.
— Познакомьтесь, Принцесса, это тот самый котёнок, — ты улыбнулся. — Да, понимаю, верится с трудом. Но видели бы вы, какое это было микроскопическое и несчастное создание, сидевшее в нашем дворе. Кстати, его зовут Семён Семёныч.
Кот дал мне потрепать его за ухом. Ты вновь взял меня за руку, как ребёнка, и провёл в комнату.
— Вам надо принять ванну, — сказал ты. — Полотенца найдёте там, а халат… — ты задумался и решил: — Халат наденете мой. Конечно, я подозреваю что утонете в нём, как и в этом свитере, но это всё-таки лучше, чем кутаться в плед.
— Но… это как-то… давайте я просто посижу, сарафан обсохнет, и я пойду, — краснея, пролепетала я.
— Не возражайте! — ты комично сдвинул брови, изобразив, что сердишься.
Но твои глаза… Они смеялись. И возражать мне расхотелось.
Когда я вышла из ванны, ты позвал пить чай. Мы сидели на кухне, ты рассказывал мне про Семён Семёныча, я слушала, иногда весело смеялась. Мне было хорошо. А потом ты сказал, что спальня в моём распоряжении, а сам ты ляжешь на диване в зале.
Когда я осталась одна в комнате, мне вдруг стало грустно… У меня так бывает: накатывает безотчётная грусть и обволакивает своей тонкой паутинкой. Хочется спрятаться от неё, но спрятаться некуда. «Зачем я тут? — вдруг подумала я. — Его глаза… Весь